Впервые: НП, 1940 (в комм, к поэме «Передо мной варился вар…» – ibid:425), где «незаконченная статья» (рукописный источник не указан) датируется концом 1912 г., возможно, ориентируясь на письмо этого времени к А. Крученых, в котором говорится о «русском счастье» (СС, V:297). Однако рассуждения о «фамилиях» и особое внимание к произведениям В. И. Иванова и М. А. Кузмина позволяют предположить, что этот критический набросок Хлебникова, скорее, ближе к периоду его активного общения с кругом петербургских символистов. Ср. запись в рабочей тетради этого времени, где он утверждал радикальную «русскую» позицию на эстетические и общественные проблемы эпохи: «Налог на иностранные фамилии» (РГАЛИ).
Учитель и ученик. О словах, городах и народах*
Впервые: отд. изд. «Учитель и ученик. Разговор». Херсон, 1912 <май>; с авторскими сокращениями и исправлениями: «Учитель и ученик. О словах, городах и народах. Разговор 1» в сборнике Союз молодежи, 1913 [нумерация «разговора» объяснима наличием в этом сборнике другого текста-диалога Хлебникова: «Разговор двух особ. II» – см. на С. 62]. Публикация сборника вошла в СП. V. 1933. Здесь печатается та же редакция (с несколькими уточняющими конъектурами).
В феврале 1911 г. Хлебников писал брату Александру: «Я усердно занимаюсь числами и нашел довольно много законностей… собираюсь довести <дело> до конца, пока не отвечу, почему это все так происходит» (РГАЛИ). В этом письме уже есть некоторые исторические даты и числовые соотношения, которые вошли в «разговор». М. В. Матюшин вспоминал, что весь 1910 г. Хлебников упорно занимался в Петербурге историко-числовыми изысканиями. Над завершением своего сочинения, ставшего первым его авторским изданием, Хлебников работал в доме Бурлюков в Таврической губ. (см. СС, 2:579).
Концентрация нескольких разнородных тем на небольшом пространстве композиционно не структурированного «ученого труда» (авторское определение в анкете 1914 г. – СП, V:279) является характерным для Хлебникова «сверхповестным» способом изложения.
В конце апреля 1912 г. Хлебников сообщил сестре Кате, что издает «новый тяп-да ляп – именуется Разговор учителя и ученика… на собственные средства (15 р.)… когда книжка будет отпечатана, я пришлю ее. Пусть она вызовет взрыв негодования или же равнодушия» (СП, V:292). Тринадцатистраничная брошюра была отпечатана в количестве 200 экз.
В ответ на реакцию родных, по-видимому, осторожно недоуменную, Хлебников написал из Одессы летом того же 1912 г.: «Уверяю вас, что там решительно нет ничего такого, что бы позволяло трепетать подобно зайцам за честь семьи и имени. Наоборот, я уверен, будущее покажет, что вы можете гордиться этой скатертью-самобранкой с пиром для духовных уст всего человечества, раскинутой мной» (ibid:293).
Жанровая форма «разговора», ставшая едва ли не важнейшей для Хлебникова, близка «диалогам» Платона (см. СС, 2:104 и 548) и диалогическим философским сочинениям Влад. Соловьева (см. СС, 1:468).
Важно также учитывать определенную близость Хлебникова с текущей эзотерической литературой, весьма популярной в символистской среде. В этой связи см.: Богомолов Н. А. Об одном из источников диалога В. Хлебникова «Учитель и Ученик» // Русская литература начала XX века и оккультизм. М., 1999. (Здесь показана предметная и отчасти интонационно-образная близость диалога Хлебникова к сочинению входившего в круг В. И. Иванова поэта-антропософа Б. А. Лемана (Борис Дикс) «Из книги, написанной золотыми и красными буквами» в оккультном журнале «Изида». М., 1911, № 6.) См. также примеч. к стих. «Слова пороли королей…» (СС, 2:546).