Том 6

Одним словом: май 1848 и январь 1849 года отличаются друг от друга только по видимости. Раньше контрреволюционеры, казалось, сознавали свой долг — теперь они его действительно и откровенно не сознают, — и об этом скорбит мирный буржуа. Ведь долг контрреволюционеров — отречься от своих интересов в своих собственных правильно понятых интересах! Их долг — перерезать самим себе жизненные артерии, а между тем они этого не делают, — так жалуется сторонник правильно понятых интересов!

А почему ваши враги не делают теперь того, что, как вы говорите, является все-таки их долгом?

Потому что вы сами весной не выполнили вашего «долга», потому что тогда, когда вы были сильны, вы вели себя, как трусы, и дрожали перед революцией, которая должна была возвеличить вас и дать вам власть; потому что вы сами оставили в неприкосновенности старый хлам и самодовольно любовались в зеркале ореолом половинчатого успеха! А теперь, когда контрреволюция внезапно усилилась и попирает вас ногами, когда под вашими ногами почва грозно колеблется, — теперь вы требуете, чтобы контрреволюция стала вашей служанкой, чтобы она убрала хлам, для уборки которого вы были слишком слабы и трусливы, — она, сильная, должна жертвовать собой ради вас, слабых?

Детски-наивные глупцы! Но подождите немного — поднимется народ и одним могучим толчком повалит вас на землю вместе с контрреволюцией, на которую вы теперь так бессильно тявкаете!

II

Кёльн, 27 января. В своей первой статье мы не приняли во внимание одно обстоятельство, которое, казалось бы, все-таки могло послужить оправданием для «National-Zeitung»; «National-Zeitung» не свободна — она находится под гнетом осадного подозрения. А при осадном положении ей приходится, конечно, напевать:

Вели молчать, не требуй слова,
Затем, что тайна мой удел,
Тебе раскрыть всю душу я готова,
Но рок иного захотел!!![183]

Тем не менее даже при осадном положении газеты выходят не для того, чтобы говорить противоположное тому, что они думают, и, кроме того, осадное положение не имеет никакого отношения к первой половине упомянутой статьи, рассмотренной нами ранее.

Осадное положение неповинно в напыщенном, туманном стиле «National-Zeitung».

Осадное положение неповинно в том, что «National-Zeitung» создавала себе после марта всякого рода наивные иллюзии.

Осадное положение отнюдь не принуждает «National-Zeitung» превращать революцию 1848 года в охвостье реформ 1807–1814 годов.

Одним словом, осадное положение отнюдь не заставляет «National-Zeitung» иметь те абсурдные представления о ходе развития революции и контрреволюции 1848 года, какие мы установили у нее два дня тому назад. Осадное положение властно только над настоящим, а не над прошедшим.

Поэтому в нашей критике первой половины упомянутой статьи мы совершенно не считались с осадным положением, но именно поэтому мы примем его во внимание сегодня.

Закончив свое историческое введение, «National-Zeitung» обращается затем к первичным избирателям со следующими словами:

«Дело идет о закреплении достигнутого прогресса, о сохранении сделанных завоеваний».

Какого «прогресса»? Каких «завоеваний»? «Прогресса», который выражается в том, что «ныне все уже не то», каким «казалось» в мае? Того «завоевания», что «люди, извлекавшие выгоду из старого порядка… не помогают сами, как этого требует их долг, расчистить старый хлам»? Или октроированных «завоеваний», которые «укрепляют старые развалины и украшают их некоторыми по видимости приспособленными к новому времени формами»?

Осадное положение, милостивые государи из «National-Zeitung», отнюдь не служит извинением бессмыслице и путанице.

«Прогресс», который в настоящее время так удачно «проложил себе путь», — это регресс к старой системе, и мы с каждым днем все дальше продвигаемся по этому прогрессивному пути.

Единственное «завоевание», оставшееся у нас, — и это совсем не специфически прусское, не «мартовское» завоевание, а результат европейской революции 1848 года — это всеобщая, самая решительная, самая кровожадная и самая насильственная контрреволюция, которая, впрочем, сама является лишь фазой европейской революции, и поэтому ее неизбежным плодом явится новый, всеобщий и победоносный революционный ответный удар.

Но, может быть, «National-Zeitung» знает это так же хорошо, как и мы, и только не смеет сказать это из-за осадного положения? Послушаем:

«Мы не хотим продолжения революции; мы враги всякой анархии, всякого насилия и произвола; мы хотим законности, спокойствия и порядка».