Читаем Том 6 полностью

Я уж полагал, что никогда на мой закат печальный не блеснет любовь улыбкою прощальной, как вдруг, двадцать лет назад, на Небесах, слава всем Святым – от иудейских и русских до индуских и китайских – заключен был мой счастливый, любовный брак с прекраснейшей, как мне кажется, из женщин мира, с Ирой. Крепко держась друг за друга, мы успели выбраться из болотного застоя на берега Свободы, не то меня наверняка захомутали бы за сочинение антисоветских сочинений. Мы свалили, не то я не пережил бы разлуки с Ирой, с Алешей и Даней, с Музой, с милой волей или просто спился бы в сардельку, заключенную в пластиковую оболочку.

В Америке я успел написать больше десятка книг за тридцать лет. Тогда как за первые тридцать три года жизни сочинил всего-навсего одну тоненькую книжку для детей. Чем не успех?

Разумеется, я считаю личным своим невероятным успехом то, что сообща со всем миром дождались мы все-таки часа издыхания гнусной Системы, ухитрившейся, к несчастью, оставить российскому обществу такое гнилостное наследство и такое количество своих зловредных генов, что она долго еще будет казаться людям, лишенным инстинктов свободы и достойной жизнедеятельности, образцом социального счастья да мерою благонравия.

Так что же еще? В Америке, во Флориде, я успел, не без помощи Иры и личного моего ангела-хранителя, спасти собственную жизнь. Для этого мне нужно было сначала схватить вдруг инфаркт, потом сесть за руль, добросить себя до госпиталя и успеть сказать хирургам, что я согласен рискнуть на стопроцентно успешную операцию на открытом сердце. Всего-то делов, но я действительно успел в тот раз вытащить обе ноги с того света, что, ей-богу, было еще уди вительней, чем миг моего зачатия, поскольку… Честно говоря, если бы я имел в 1929-м какую-нибудь информацию об условиях жизни на Земле и если бы от меня лично зависело, быть или не быть, то… не знаю, какое принял бы я решение, не знаю.

Впрочем, несмотря на справки об ужасах земного существования, о войнах – вообще о трагизме Бытия – о геноцидах, мерзостях Сталина и Гитлера, диком бреде большевицкой утопии, террариумах коммуналок и т.д. и т.п., все равно я успел бы завопить: БЫ-Ы-Ы-ЫТЬ! – чтобы меня не обогнала какая-нибудь более жизнелюбивая личность. Возможно, это была бы спокойная, умная, дисциплинированная, прилежная, талантливая, честнейшая девочка, меццо-сопрано или арфистка, о которой мечтали бедные мои родители…

Одним словом, сегодня, как всегда, сердечно славословя Бога и Случай за едва ли повторимое счастье существования, я, как сказал Пушкин, горько жалуюсь и горько слезы лью, но, как бы то ни было, строк печальных не смываю, люблю жену, детей, спаниеля Яшкина, благодарю жизнь за всех, подаренных ею, прекрасных – порою до родства душ – друзей, а перед Свободой благоговею.

Понимаю, что много чего не успел узнать, повидать, прочитать, подсочинить, вкусить, испробовать, само собой, и помереть. Не знаю, как будет с натаской в следующей жизни по латыни, греческому, китайскому и английскому, а врезать дуба я всегда успею, как любое из живых существ на – пусть ханжи и идиоты сочтут сие неполиткорректностью – белом свете, обожаемом всеми разноцветными людьми, животными, птицами, бабочками и растениями.

Поверь, Читатель, в чем в чем, а в таком неизбежном деле, как помирание, ни у кого из нас не должно быть непристойной и истерической спешки – дай, Всевышний, каждому, всему и всем время жить и время помирать.

Юз Алешковский

21.9.2010. Хутор «Пять дубков»

<p>Строки гусиного пера, найденного на чужбине</p><empty-line></empty-line><p><image l:href="#pic_24.jpg"/></p><empty-line></empty-line><p><image l:href="#pic_25.jpg"/></p><empty-line></empty-line><p>Юз-Фу</p>

1

Утро дня дарует успокоение скромностью жизни

Наша провинция – тихая заводь.

Цапле лень за лягушкой нагнуться.

Но и до нас долетают посланья.

Пьяный Юз-Фу их порою находит

В ветхой корзине из ивовых прутьев.

2

Весенним днем по-стариковски плетусь в монастырь

Два бамбуковых деревца.

Отдохну между ними,

Вспоминая голенастых девчонок.

<p><image l:href="#pic_26.jpg"/></p>

3

Строки насчет нашей большой безнаказанности

Бог держит солнце в одной руке.

В другой Он держит луну.

Вот и руки Его до нас не доходят!

4

Из давнего послания старшей фрейлине О-Ша

…наши дела исключительно плохи…

…день ото дня вырастают тарифы….

…налоги торговцев кусают как блохи…

…буквально как волки свирепеют шерифы…

…поднебесная стала Империей зла и обмана…

…разит от дворца на многие тысячи ли…

…но есть у нас и хорошие новости,

как это ни странно…

…фрейлина И прекрасна,

да и сливы в садах зацвели…

5

К моей обители приближается судебный чиновник

У Юз-Фу – ни кола ни двора.

Стол. В щели – два гусиных пера.

Печка. Лавочка… Что с него взять?

Чайник с ситечком, в горлышко вдетым?

Сборщик податей мог бы

все это легко описать,

если б был

очень бедным поэтом.

<p><image l:href="#pic_27.jpg"/></p><empty-line></empty-line><p><image l:href="#pic_28.jpg"/></p>

6

Четыре мудрости,

о которых Юз-Фу печально думает при

возвращении из провинции Пьяни

Перейти на страницу:

Все книги серии Ю.Алешковский. Собрание сочинений в шести томах

Том 3
Том 3

Мне жаль, что нынешний Юз-прозаик, даже – представьте себе, романист – романист, поставим так ударение, – как-то заслонил его раннюю лирику, его старые песни. Р' тех первых песнях – я РёС… РІСЃРµ-таки больше всего люблю, может быть, потому, что иные из РЅРёС… рождались у меня на глазах, – что он делал в тех песнях? Он в РЅРёС… послал весь этот наш советский порядок на то самое. Но сделал это не как хулиган, а как РїРѕСЌС', у которого песни стали фольклором и потеряли автора. Р' позапрошлом веке было такое – «Среди долины ровныя…», «Не слышно шуму городского…», «Степь да степь кругом…». Тогда – «Степь да степь…», в наше время – «Товарищ Сталин, РІС‹ большой ученый». Новое время – новые песни. Пошли приписывать Высоцкому или Галичу, а то РєРѕРјСѓ-то еще, но ведь это до Высоцкого и Галича, в 50-Рµ еще РіРѕРґС‹. Он в этом вдруг тогда зазвучавшем Р·вуке неслыханно СЃРІРѕР±одного творчества – дописьменного, как назвал его Битов, – был тогда первый (или один из самых первых).В«Р

Юз Алешковский

Классическая проза

Похожие книги

Недобрый час
Недобрый час

Что делает девочка в 11 лет? Учится, спорит с родителями, болтает с подружками о мальчишках… Мир 11-летней сироты Мошки Май немного иной. Она всеми способами пытается заработать средства на жизнь себе и своему питомцу, своенравному гусю Сарацину. Едва выбравшись из одной неприятности, Мошка и ее спутник, поэт и авантюрист Эпонимий Клент, узнают, что негодяи собираются похитить Лучезару, дочь мэра города Побор. Не раздумывая они отправляются в путешествие, чтобы выручить девушку и заодно поправить свое материальное положение… Только вот Побор — непростой город. За благополучным фасадом Дневного Побора скрывается мрачная жизнь обитателей ночного города. После захода солнца на улицы выезжает зловещая черная карета, а добрые жители дневного города трепещут от страха за закрытыми дверями своих домов.Мошка и Клент разрабатывают хитроумный план по спасению Лучезары. Но вот вопрос, хочет ли дочка мэра, чтобы ее спасали? И кто поможет Мошке, которая рискует навсегда остаться во мраке и больше не увидеть солнечного света? Тик-так, тик-так… Время идет, всего три дня есть у Мошки, чтобы выбраться из царства ночи.

Габриэль Гарсия Маркес , Фрэнсис Хардинг

Фантастика / Политический детектив / Фантастика для детей / Классическая проза / Фэнтези