Читаем Том 6 полностью

«Галина Павловна, вы для меня – существо неувядаемое, это без дураков, неужели не чувствуете?»

«Ах, Володенька, березовый листик и то чувствует близость поры осенней, поэтому так ярко он зеленеет, перед тем как пожелтеть, в сентябре обратите внимание на это явление… у Коти есть грустные стишки об осени… разница с вами в возрасте – ничто… наоборот, вы мне кажетесь личностью намного более зрелой, чем я, собственно, так оно и есть… как только увижу в следующей, вашей и моей, жизни, что вы уже не малолетка – немедленно брошусь вам на шею, немедленно… а вы – какого черта вы так робели?»

«Для меня это было – как после земной грязищи завалиться в сапожищах на Олимп и протопать, о коврик их не вытерев, в высокогорные покои Афродиты».

«Но теперь-то вы понимаете, что оба мы были идиотами?.. однажды вы без звонка пришли к Коте, его не было дома… я выбежала из ванной в халатике, впустила вас, просила подождать… сама бросилась в воду, потому что фактически пылала… дверь оставила открытой, надеялась, что завалитесь прямо в своих «сапожищах»… я так там плакала, так плакала… о Боже, теперь все жутковатое позади, разумеется, Господи, речь идет о нас, а у Тебя всегда все было и будет хорошо… заодно прости уж, что грешна и слаба, что вожусь с вещичками, но не я их выменивала за сахарок, постное маслецо, буханки и стрептоцид с мазью Вишневского… словом, Володенька, если вы имеете связи, продайте все это, пожалуйста, возьмите себе, умоляю вас, положенные проценты и знайте: это единственное и непременное мое условие, иначе…»

«Хорошо, уверен – все будет о'кей… это очень дорогие вещи… спасибо, до-верие – действительно драгоценное чувство, никогда не думал, что оно намного старше и проще веры, особенно той, что ищет предпосылок самой себя в знании, что довольно смешно… не поэтому ли о такой вере столько говорят и пишут веками, а до-верие, если не ошибаюсь, совершенно не интересует богословов и философов как религиозно-нравственная категория?»

«Послушайте, это удивительно: я говорила и говорю себе то же самое, но обо всем таком возвышенном – потом… сначала хочу, чтобы вы знали: я решила валить отсюда к чертовой бабушке… извини, скажу, родина-мать, с меня хватит, продам дачу с тачкой, надо же как-то обеспечить писателя, на днях с которым разведусь официально… все продам – фарфор продам, картины продам, карельские свои продам березы и прочие гобелены… увезу с собою Котю, чтоб сделать из него человека… иначе – или сопьется, как папаша, или подсядет на иглу, подобно некоторым несчастным из вашего класса… тем более Котя для меня – загадка… у меня есть некоторые опасения, я обязана помочь ему встать на ноги, причем во всех смыслах… пожалуйста, не вздыхайте, надеюсь, мы расстанемся не завтра… и давайте раз навсегда решим так: навек быть парою, увы, не судьба ни вам, ни мне… но, поверьте, это и не трагедия, раз сейчас мы счастливы… не ломайте себе голову, просто доверьтесь женской логике… сойдемся на том, Володенька, что я не желаю эгоистично разрушать вашу жизнь… а вам ни к чему представлять себе внешность шестидесятилетней бабы… Котя ничего не должен знать… да, да, обнимите меня покрепче… о как приятно ценить минуточки, потому что каждая из них – вечность, так?»

Перед тем как уснуть, Г.П. рассказала об имевшихся у нее знакомствах и связях, правда, во многом бесполезных из-за всеобщего, по правильным ее словам, падения жалких остатков благородства в низины подлого выживания; посетовав на печальные обстоятельства жизни, она – прямо в масть моему пункту насчет необходимости переправки баксов и кое-чего еще за бугор – говорит так:

«Правда, у меня есть одна посольская знакомая по баньке, качку и тряпочным делам… нормальная, вроде бы не гнилая бабенка, не замужем, длинная нога, попа, бедро, грудь, включая неслабую головку, набитую финансовыми заботами, тоской по ребеночку, горизонтами-вертикалями сексуальной революции, феминизмом, расцветом политкорректности и прочей новомодной ихней жвачкой… увы, она не дипломат, но заведует чем-то там в конторе по хозяйству, дед и бабка – русские, Соньку нашу ненавидела пуще фашизма… у нее вот-вот кончается каденция».

«Отлично, вместе и прощупаем эту дамочку, если хотите, прямо завтра».

«Не поняла, воин, что значит «прощупаем»?» – строго и властно спросила Г.П.

«Имею в виду исключительно душевные и деловые качества вашей знакомой».

Перейти на страницу:

Все книги серии Ю.Алешковский. Собрание сочинений в шести томах

Том 3
Том 3

РњРЅРµ жаль, что нынешний Юз-прозаик, даже – представьте себе, романист – романист, поставим так ударение, – как-то заслонил его раннюю лирику, его старые песни. Р' тех первых песнях – СЏ РёС… РІСЃРµ-таки больше всего люблю, может быть, потому, что иные РёР· РЅРёС… рождались Сѓ меня РЅР° глазах, – что РѕРЅ делал РІ тех песнях? РћРЅ РІ РЅРёС… послал весь этот наш советский РїРѕСЂСЏРґРѕРє РЅР° то самое. РќРѕ сделал это РЅРµ как хулиган, Р° как РїРѕСЌС', Сѓ которого песни стали фольклором Рё потеряли автора. Р' позапрошлом веке было такое – «Среди долины ровныя…», «Не слышно шуму городского…», «Степь РґР° степь кругом…». РўРѕРіРґР° – «Степь РґР° степь…», РІ наше время – «Товарищ Сталин, РІС‹ большой ученый». РќРѕРІРѕРµ время – новые песни. Пошли приписывать Высоцкому или Галичу, Р° то РєРѕРјСѓ-то еще, РЅРѕ ведь это РґРѕ Высоцкого Рё Галича, РІ 50-Рµ еще РіРѕРґС‹. РћРЅ РІ этом РІРґСЂСѓРі тогда зазвучавшем Р·РІСѓРєРµ неслыханно СЃРІРѕР±РѕРґРЅРѕРіРѕ творчества – дописьменного, как назвал его Битов, – был тогда первый (или РѕРґРёРЅ РёР· самых первых).В«Р

Юз Алешковский

Классическая проза

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература