Том 6

В кабачке мы славно поддали, чего только не лопали, поболтали о том о сем; отлично поняв, что Кевин с первого взгляда положил глаз на Котю, я, улучив минуту, когда тот пошел отлить, сказал так:

«Послушай и пойми: Котя – мой старый друг, я его единственный, кроме матушки, защитник и, разумеется, поклонник таланта… возможно – заметь, Кевин, возможно! – вы станете нужны друг другу, если ты, конечно, не предпочитаешь менять партнеров, как перчатки… так вот, Котя чудовищно одинок и растерян… он, по-моему, вообще побаивается думать о себе, поэтому меланхолит со страшной силой, и дело тут вовсе не в сексе… тебе лучше знать, в чем оно, поэтому взял бы ты на себя инициативу, но без бешеного кентаврического нахрапа, как это бывает у вашего брата… если у тебя остался где-то там постоянный дружок, так и скажи… сие приключение, уверен, не для Коти… я не сводник, но обещаю найти тебе какого-нибудь иноходца-внедорожника… мой друг – это мой друг, он не должен быть обижен… вдруг вы втрескаетесь?.. надеюсь, Кевин, ты правильно меня понимаешь?»

«О'кей, клянусь тебе, я уже влип по самые уши… ты прав, дело вовсе не в сексе, верней, не только в нем… для меня первый взгляд – это первый взгляд, ждал долго которого… не беспокойся, мы разберемся, так или иначе все будет в норме».

Короче, потом оставил я их вдвоем, а сам свалил с понтом на важную деловую встречу; через неделю, увидев Котю, не мог я не понять, что началась у него новая жизнь; не могло это не дойти и до Г.П.

«Котя, – рассказала она мне на даче, – имел смелость прямо признаться – уважаю его за это, уважаю… так, говорит, мамочка, и так, извини, ни ты, ни я ни в чем не виноваты, а беспутный родитель – тем более… я, естественно, согласилась с его словами, более того, я была бы идиоткой, если бы всплеснула от ужаса руками и взвыла: «Святой Пантелеймон, за что?.. за какие грехи?» затем он, естественно, не Святой Пантелеймон, познакомил меня со своим бойфрендом… Володенька, он очень мил – просто душка, но я стала бояться за Москву и Петербург – они буквально на наших глазах становятся городами-побратимами Содома и Гоморры… с другой стороны, это всемирное явление, которое есть плод либо распущенной генетики, либо генетической распущенности, возможно, чего-нибудь еще не ставшего достижением проклятой науки… вы знаете, ко всему такому, если это, конечно, не распад нравственности, я в принципе отношусь как к живущему в нас последствию былого разделения полов – не более… поэтому я и не обрадована, но и не так уж огорчена… в конце концов, подобные отклонения от нормы бывают и у животных, но, слава богу, редко… хорошо еще, что хоть у них нет ни так называемой ориентации, ни агрессивных на ее почве меньшинств… Кевин наизусть читал нам прекрасные стихи голубого Кавафиса в переводах Бродского, мечтаю познакомиться с которым… это смешно – вы сверкнули глазами и нахохлились, как ревнивый тетерев… раз уж Котя таков, каков он есть и каким я его люблю, Господи, пошли ему счастье дружбы и любви… он всегда жил одной поэзией, одним чтением, одними выпивками с вами… родители, скажу я вам, не в силах контролировать странные выкидоны своих хромосом, правда?.. все, пусть дружат – это их дело, но передайте обоим, чтоб не забывали о призраке всесильно подлого вируса, бродящего по всему миру и сменившего на боевом посту нетопырский коммунизм… в остальном я даже не против подобных браков, если они, разумеется, не ложатся на плечи налогоплательщиков… фу, до чего порнографично и похабно звучит эта фраза… уверена, бывшего моего хватит кондратий, если он обо всем узнает… и, конечно, обожая штампы, обвинит в «таком вот данном раскладе соответствующих Котиных генов» лично меня, мое безлюбовное отношение к браку в результате пропаганды жидомасонов и дальнейшего, понимаете, разврата дальнейшего сионизма-империализма».

32

Вдруг зловещие обстоятельства настроили мою жизнь на совсем уж скоростной лад.

Заявляюсь домой, матушка сообщает: «Тебя тут Павлик наш обыскался, он же хоть мудила грешный и коверкотовый проныра, но один черт твой дядя… срочно звони ему, вроде бы имеет отличную для тебя халтурку, вот его новый номер».

О'кей, звоню.

«Срочно канай в малину моего офиса… телефон – вещь хорошая для кадрежа телок, а не для делового базара… так что в трубку я шворил этого изобретателя… как его?.. типа Патиссон».

Иду в метро, чтоб не фикстулить перед дядюшкиной тачкой, хотя он уже заимел такую «тойоту», о которой мечтать не смел, пока куропчил по пустякам, начисто пропивая все ворованное или выигранное у лохов в картишки… надо, думаю, остаться для него тем же чугреем болотным и вундеркиндом, глотающим книжку за книжкой, любящим «пофилософничать» в баре Домжура и поошиваться в букинистических.