В чернильнице у писателя сухо, и муха не захлебнется от восторга, пустившись вплавь по этой чернильнице.
Эта истина новой Большой Медведицей господствует над нашим временем.
На Кавказе летом будет очень хорошо, и я никуда не собираюсь выезжать из него.
Снимаю с себя чалму Эльбруса и кланяюсь мощам Москвы.
В числах я зело искусил себя. И готов построить весну чисел, если бы работал печатный станок.
Но вместо сердца у меня какая-то щепка или копченая селедка, не знаю. Песни молчат.
Вот почему прекрасны крики «Эво-э!» и распущенные волосы.
Твой В. Хлебников
18.11.21 г.
104. В. Э. Мейерхольду (Баку, 18 февраля 1921 г. – в Москву)*
Всеволод Эмилиевич!
Разрешите представить Вам дорогого тов. Солнышкина, чтобы он привез Вам в вашу столицу Севера немного, горсточку, вечных огней Баку. Если у Вас на подмостках сумрак – царь вселенной, поместите его повыше, поближе к своду, как маленькое искусственное солнышко. – Мой совет. Ему дано в свое время и в свой срок – не торопите – бросить луч теплого солнечного света туда, где сумрак и сырость, если они молят об этом. Позднее сами убедитесь в этом. Кроме многих разнообразных дарований, к сожалению, пока еще не оцененных жизнью, его тянет в мир Вашего искусства, то есть область тех перевоплощений и переодеваний человеческого духа, портным и закройщиком в которых является сам человек. Эта жажда множественности бытия, тысячью волн разбившись об утес его единичности, о цепи единственного числа, ищет себе естественного выхода в Вашей области, искусстве игры. Я не высокого мнения о стране, заставляющей прибегать людей, как т. Солнышкин, во время опытов к освещению кусками светящейся серы, что ему приходилось делать в молодости.
Что касается меня, то я добился обещанного переворота в понимании времени, захватывающего область нескольких наук, и мне необходим мандат для напечатания моей книги. Что если мне выслать его сюда в Баку? Это был бы удачный выход из положения. Книга уже готова и написана языком уравнений. Это полотно, где одна только краска – число.
Надеемся увидеться уже после выхода ее в свет.
Ост<аюсь> В. Хлебников
105. В. Д. Ермилову (Баку, 7 апреля 1921 г. – в Харьков)*
Обнимаю Вас и Катюшу.
Предвидение будущего есть, хранится за надежною стеною моего молчания.
Оно кончится осенью.
Приезжайте непременно, здесь очень хорошо.
В.Х.
106. Е. Н. Хлебниковой (Баку, 9 апреля 1921 г. – в Астрахань)*
Обнимаю. Целую. О Шуре не мог узнать, где он служил. 9-я армия сейчас на Кубани.
Жив. Здоров.
Приезжайте все сюда.
Здесь очень хорошо!
Я остаюсь на всю жизнь на Кавказе.
В. Хл.
107. В. В. Хлебниковой (Энзели, 14 апреля 1921 г. – в Астрахань)*
Храбро, как лев, пишу письмо.
Знамя Председателей Земного Шара, всюду следующее за мной, развевается сейчас в Персии. 13/IV я получил право выезда, 14/IV на «Курске» при тихой погоде, похожей на улыбку неба, обращенную ко всему человечеству, плыл на юг к синим берегам Персии.
Покрытые снежным серебром вершины гор походили на глаза пророка, спрятанные в бровях облаков. Снежные узоры вершин походили на работу строгой мысли в глубине божиих глаз, на строгие глаза величавой думы. Синее чудо Персии стояло над морем, висело над бесконечным шелком красно-желтых волн, напоминая о очах судьбы другого мира.
Струящийся золотой юг, как лучшие шелка, раскинутые перед ногами Магомета севера, на севере, за кормой «Курска», переходили в сумрачное тускло-синее серебро, где крутилось, зеленея, прозрачное стекло волн ярче травы, и сами себя кусали и извивались в судорогах казненные снежные змеи пены. «Курск» шумно шел на юг, и его белая масляная краска спорит с оперением чайки. Он был словом человеческого разума, повернутым к слуху величавого моря.
Охотники за кабанами стояли на палубе и говорили про дела охоты. Меня выкупали в горячей морской воде, одели в белье, и кормили, и ласково величали «братишкой». Я, старый охотник за предвидением будущего, с гордостью принимаю это звание «братишки» военного судна «Курск» как свое морское крещение. День 14/IV был днем Весеннего Праздника, днем Возрождения и отдания чести самому себе (движение самоуважения). Этот день был днем рождения «Курской Веры» в честь встречи моря и будущего.
После походившей на Нерчинские рудники зимы в Баку я все-таки добился своего: нашел великий закон времени (а для этого я перечислил все войны земного шара), под которым подписываюсь всем своим прошлым и будущим, в который я верю и заставлю верить других.
Уезжая из Баку, я занялся изучением Мирза-Баба, персидского пророка, и о нем буду читать здесь для персов и русских: «Мирза-Баб и Иисус». Персам я сказал, что я русский пророк.
Энзели встретило меня чудным полднем Италии. Серебряные видения гор голубыми призраками стояли выше облаков, вознося свои снежные венцы.