Том 6

— Сто девяносто два, сэр Чарльз. Мне уже сороковой год, а руки и ноги у меня хоть куда, да и дыхание тоже. Если бы моя старуха освободила меня от зарока, я бы еще померялся силами с любым молодым. Слыхал я, из Бристоля недавно понаехали сильные боксеры.

— Да, бристольский желтый платок последнее время всех забивает. Как поживаете, миссис Гаррисон? Вы меня, наверно, не помните?

Она вышла из дому, и при виде моего дяди ее усталое лицо, на которое давний страх, казалось, наложил свой отпечаток, стало вдруг жестким и словно бы окаменело.

— Я очень даже хорошо вас помню, сэр Чарльз Треджеллис, — сказала она. — Уж не за тем ли вы пожаловали, чтобы уговорить моего мужа вернуться на старую дорожку?

— Вот она всегда так, сэр Чарльз, — сказал Чемпион, положив свою ручищу на плечо жены. — Я ей пообещал, и уж она нипочем не вернет мне мое слово! Другой такой хорошей да трудолюбивой жены не сыскать в целом свете, только вот бокс она не жалует, это уж верно.

— Бокс! — с горечью воскликнула женщина. — Для вас-то это — одно развлечение, сэр Чарльз. Приятно прокатились в деревню за двадцать пять миль, и корзинку с завтраком прихватили, и про вино не забыли, а вечером по холодку обратно в Лондон; день провели весело, хороший бой поглядели, есть о чем поговорить. А мне-то каково было с этим боксом! Сидишь, ждешь час за часом да слушаешь, не застучат ли колеса, не везут ли ко мне назад моего муженька. Когда сам в дом войдет, когда под руки его введут, а когда и вовсе внесут, только по одежде его и узнаешь…

— Будет тебе, женушка, — сказал Гаррисон, похлопав ее по плечу. — Конечно, доставалось мне, что и говорить, но уж не так, как ты расписываешь.

— А потом неделями прислушиваешься к каждому стуку в дверь: может, это пришли сказать, что тот, другой, помер и моему-то теперь не миновать суда за убийство!

— Да, нет в ней азарта, — сказал Гаррисон. — Не уважает она бокс! А все Черный Барух виноват: он в тот раз чуть богу душу не отдал! Ну да ладно, я ей обещал, и коли она не освободит меня от обещания, значит, больше никогда не кидать мне шапку через канаты.

— Ты будешь носить свою шапку на голове, Джон, как и подобает честному, богобоязненному человеку, — сказала ему жена, уходя в дом.

— Боже меня упаси уговаривать вас нарушить обещание, — сказал мой дядя. — Однако если бы вы опять пожелали испытать свои силы в боксе, у меня есть для вас хорошее предложение.

— Толку, конечно, не будет, — сказал кузнец, — а послушать мне все одно интересно.

— Есть неподалеку от Глостера очень подходящий экземпляр, сто восемьдесят два фунта весу. Зовут его Уилсон, а прозвали его Крабом — за его стиль.

Гаррисон покачал головой.

— Нет, не слыхал про такого, сэр.

— Это понятно: он еще не выступал ни в одном призовом бою. Но на Западе его ценят очень высоко, и он может потягаться с любым из Белчеров.

— Ну, так это еще не настоящий бокс, — возразил кузнец.

— Мне говорили, он отлично дрался в любительской встрече с Ноем Джеймсом из Чешира.

— Гвардеец Ной Джеймс — боксер что надо, другого такого не сыщешь, сэр, — сказал Гаррисон. — У него челюсть была сломана в трех местах, а он после этого бился еще пятьдесят раундов. Это я своими глазами видел. Если Уилсон и впрямь его одолел, он далеко пойдет.

— На Западе так и думают и его хотят свести с лондонскими молодцами. Его покровитель — сэр Лотиан Хьюм; короче говоря, он заключил со мной пари, что я не найду Уилсону достойного молодого противника в его весе. Я ему сказал, что никакого хорошего молодого боксера у меня на примете нет, но я знаю одного немолодого, который уже много лет не ступал на ринг, и, однако, он бы заставил его протеже пожалеть, что тот явился в Лондон. «Молодой ли, старый ли, моложе двадцати или старше тридцати пяти — приводите кого хотите, был бы только вес подходящий, и я ставлю на Уилсона два против одного», — сказал сэр Лотиан. Я заключил с ним пари не на одну тысячу и вот приехал к вам.

— Ничего не выйдет, сэр Чарльз, — сказал кузнец, покачав головой. — Я бы всей душой, да вы ведь сами слыхали.

— Что ж, если вы не хотите драться, Гаррисон, мне надо найти какого-нибудь новичка. Я был бы вам благодарен за совет. Кстати, в следующую пятницу я даю ужин любителям бокса в заведении «Карета и кони» на Сент-Мартин-лейн. Буду рад видеть вас среди моих гостей. Послушайте, а это кто? — и он быстро поднес к глазам лорнет.

С молотом в руке из кузницы вышел Джим. Ворот его серой фланелевой рубахи был расстегнут, рукава засучены. Мой дядя взглядом знатока осмотрел его с головы до ног.

— Это мой племянник, сэр Чарльз.

— Он живет с вами?

— Его родители умерли.

— Бывал он в Лондоне?

— Нет, сэр Чарльз. Он живет у меня с той поры, когда он был еще вот с этот молоток.

Мой дядя повернулся к Джиму.

— Говорят, вы еще не бывали в Лондоне? — сказал он. — В следующую пятницу я даю ужин любителям бокса, ваш дядя там будет. Не хотите ли тоже приехать?

Темные глаза Джима заблестели от удовольствия.

— Я был бы очень рад, сэр.

— Нет, нет, Джим! — быстро сказал кузнец. — Хоть мне и жалко, но ты останешься дома, с теткой. Есть у меня на то причины.