Том 6

— Ну вот, — говорит он, — начнем из далекой дали. Триста двадцать лет назад в земле русской была изряднейшая смута. Так и называют его, то время, историки: «Смутное время». Про Бориса Годунова, про Лжедимитрия и прочих широкоизвестных объяснять не буду — о них в школе учат. А вот как после Годунова пришел Василий Шуйский, да, чтобы избавиться от поляков, стал со шведами заигрывать, да как те шведы заявились на Русь под началом Якова Делагарди — это имеет прямое отношение к нашему Тихвину. Шуйский-то вскорости сошел с престола, занимать который у него силенок не хватило… Между прочим, скажу вам, чтобы Россией-матушкой управлять, надо на плечах, ой-ой, какую большую иметь голову. Одной наглости маловато для этого, мудрость нужна, неторопливая государственность. И громадное образование. Ну, а Шуйский — что он? Так себе, выскочка. Покуражился, покорчил из себя царя российского, да и слетел с престола безо всякой славы. Завистник мелкий и дрянцо. Иван Грозный, видите ли, их род обидел. А Иван был личность. А Шуйский — шавка. Нашел с кем тягаться! Натуживался, натуживался, только, извиняюсь, треснуло позади, вот и все его одоление. Ну ладно, Шуйского, значит, сдуло ветром, а кто же платить монету шведскому войску будет? Никто не хочет. Шведы разбушевались, пошли на Новгород, да и захватили чуть не всю Новгородчину. Всякие происходили в то время путаные истории, вроде переговоров русских правителей со шведскими — дескать, не пришлете ли к нам в цари своего шведского королевича. И так далее. А тем временем шведы большие края русской земли тихо-тихо к рукам прибирали. Представьте себе, товарищи дорогие, как жила бы Русь, ежели б закрепилось подобное положение. Ни Петербурга не было б на свете, ни в Балтийское море не прорвалась бы матушка, ни на Белое море уже не вышла бы. Но вот тут-то и заговорил наш Тихвин, малый, но крепенький российский городок. Он старинный, древний. О нем уже в четырнадцатом веке знали. На этом месте, на берегу Тихвинки, в ту пору якобы явилась людям икона божьей матери. Соорудили тогда церковку для ее содержания, возле церковки поселок образовался, и пошло оно дальше. В свое царствование Иван Васильевич Грозный повелел заложить монастырь. Монастырь перестраивался, обновлялся, разрастался. К одному монастырю второй добавили. Солидная крепость получилась. В 1611 году, в Смутное то время, шведы захватили наш Тихвинский посад. Ну, а в нем бывшая жена Ивана находилась да воевода Трусов был, другие русские люди, патриоты отечества своего. Больно им стало от мысли, что чужеземцы чужие порядки начнут насаждать, нравы российские на свой лад переиначивать. Повели работу исподволь, и через два года собралось немало ратных людей под их началом, напали они на шведский гарнизон в посаде и в монастырях да и прикончили его. Шведы тоже не смолчали, понятно. Начались жестокие баталии. Двинули захватчики под Тихвин новую рать, жгли вокруг все, разоряли, насиловали. Тихвинцы запросили помощи у Москвы. Поспешили на выручку воеводы Семен Прозоровский с Леонтием Вельяминовым, принялись укреплять монастыри Введенский и Успенский. Делагарди крепко рассердился и для того, чтобы окончательно покончить с Тихвинским посадом, отрядил своего лучшего полководца Эверта Горна. Русские войска встретили его возле местечка Боровинки, но натиска не выдержали, отступили. Шведы — уже в который раз! — осаждали Тихвинский посад, нацелив главные силы свои на этот вот Введенский монастырь, где сейчас мы с вами, а в ту пору сидел воевода Прозоровский. И взяли-таки, подлецы, эдакую крепостищу. Прозоровский перешел в Успенский монастырь. Снова загремело оружие. Долго тянулась осада. А четырнадцатого сентября началась и генеральная битва. Русские вышли на шведов, разгромили их и отбросили от посада. После этого всколыхнулась уже вся земля Новгородская, заклокотала, пошла стеной на захватчиков. Вся Русь следила за тем, что происходило на тихвинских рубежах, большие народные судьбы зависели от этих сражений.

Проскуряков помолчал, добавил:

— Заслуга Тихвинского посада перед русской землей очень велика, очень. Он кровью своей остановил распадение русской земли и утвердил мысль, что русский человек должен беречь и защищать свою родину, не щадя ни сил, ни жизни.

Старый тихвинец помолчал, как-то странно развел руками, раздумывая и приглашая нас пройти в полуразбитые, обгоревшие монастырские коридоры и кельи.

— Вот она, новая кровь, где пролилась, — сказал он, входя в алтарную часть церкви, по стенам которой страшно отпечатались густые темно-бурые брызги крови. Застывшая кровь была и на полу, на каменных плитах, на чем-то вроде стола или верстака, на иконах, на обрывках одежд. — Тут немцы пытали наших людей, раненых красноармейцев и командиров, мирных жителей. Тут ломали кости, тут насиловали.