Том 6. Дураки на периферии

Лутьин.Товарищи, мы с женщинами не столкуемся, а суд сейчас грянет. Нам надо внутри комиссии сговориться. Пойдемте заседать в мужскую уборную, туда женщин не пускают.

Ащеулов.Правильно. Идемте всем скопом!

Евтюшкина.Так и знайте, если суд назначит алименты, разведемся навеки!

Комиссия поспешно идет к двери, женщины за ними.

Лутьин(жене). Лида, ведь мы от своих отступлений поступить не можем,

Лутьина.Желаете с нами жить — отступите!

Уходят.

Сбитенщик и Торговка.Сбитень! Сбитень! Пирожки горячие, сами паруют, сами жируют!

Иван Павлович.Дай пару! (Покупая пирожки, к торговке.)Кто хотел ребенка? Я или они?

Торговка.Они.

Иван Павлович. А раз они, пусть надлежащие органы и рожают. Я здесь ни причем.

Торговка.Колхозом рожать лучше… А супруга-то где?

Иван Павлович.Она в больнице лежит. Я заявление в суд за две недели подал, чтобы алименты были к факту родов и чтобы не скандалила.

Реплики.

— От голой теплоты невозможно, в ней вещества нет.

— Тогда и в загнетке может родить.

— Блоху, например.

— Нет, загнетка не может, в ней сырости нет.

Судья(выходит и покупает пирожки). Три штуки

Милиционерша.Скоро начнете?

Судья.Сейчас кончим. У нас весь разум вытек.

Мальчик.На, мам окорми!

Судья уходит. Входит Мальчик с грудным ребенком на руках.

Мальчик.На, мам окорми!

Милиционерша отворачивается, расстегивает мундир, кормит ребенка спиной к зрителю.

Реплики.

— Вон милиции добро, родит — не парует, никому не жалуется.

— Она действует по натуре закона, ей иначе нельзя.

Милиционерша. Тише там! Сейчас суд выйдет!

Реплики.

— А вы по какому делу здесь?

— Приезжал к нам иностранец, по профессии турист, ихний гад, проделал в стене дыру в женскую уборную на вышине потолка и висел там, как паук, пока не измучился, фамилия его Гуго Ванцентович Прохадьзько, а классовая принадлежность неизвестна, Женщины от этого объявили забастовку и перестали ходить в уборную. А мы дали им ход в суд. А он уехал по своей профессии.

1-й крестьянин(милиционерше, вынимая из мешка куст крыжовника с корнем; ствол куста обвязан веревкой, и висит бланк с печатью). Так, вот, бабочка-постовой… Ты слухаешь, аи нет?

Милиционерша(не обрачиааясь). Слухаю, слухаю, аи вас не услышишь?

1-й крестьянин(с корнем). Так вот одно дело мы тебе изложили, как мы просим аннулировать наших жен, как заведенных в дореволюционный период. А теперь вот у меня какое дело… Ты слухаешь, аи нет?

Милиционерша. Слухаю-слухаю.

1-й крестьянин.Так вот обложили меня неподъемно из-за этого куста… Я, вишь, шесть кустов крыжовника посадил, а седьмой самотеком вырос, недосмотрел я за ним, а он в мочь вошел. А у меня по нему все остальные сельским налогом обложили. Но я вот теперь его вырыл и принес со свидетельством, что я его вырыл, — тут и печать приставлена, чтоб там усмотрели, — да ты глянь на печать-то! — Сынок-то насосался, — аи, дочка?

Милиционерша.А ты не допускай, чтобы росли по своей воле!

1-й крестьянин.Дочка! Ну, нехай, дочка — мала да жива!.. А я ж его и вырвал за это с корнем и с печатью. То-то и горе, что само растет, не усмотришь… Так как же мне теперь оправдаться, чтобы по норме в аккурат налог брали, в нитку…

Милиционерша.Подавай прошение, чего ж ты молча пришел?

Судья(за дверь, милиционерше). Сейчас выходим, бросай кормить!

Милиционерша(громко). Занимай места и садись. Вставай, суд идет!

Все занимают первобытные места. Милиционерша левой рукой держит ребенка, а правой — суду под козырек. Напряженная тишина.

Ащеулов.Мужние жены! Прошу вас без скандалу!

Евтюшкина.Так и знайте, разведемся!