Когда-нибудь увижу я,Как из седого океана,Крутясь, поднимется змеяИ встанет, изгибаясь пьяно,Как гривой рыжею махнет,Зевая с чоканьем глубоким,И в буре потрясенных водЛиловой молнией блеснетЕе разгневанное око.Ее тугая чешуяВ мельчайшем бисерном мерцаньи,Блеснет на материк струя,Цвет, не имеющий названья.И волн крутой водоворотВокруг змеи начнет крутиться,И океанский пароходВ далекой бухте загорится.Она дохнет — и чайка вмигПадет, сгорев до самой кожи,Под раздвоившийся язык,На острие копья похожий.Она взглянет туда-сюда,Раздует горло, словно кочет.И разъяренная вода,Хватая камни, заклокочет.И не поймешь в тот миг, в тот срок,Змея ли смотрит исподлобьяИль небо хлынуло в песок,А черт нашел свое подобье.Но гибнут, гибнут корабли,Как бабочки в кипящей влаге,И на другой конец землиНесет их вымокшие флаги.И океан, кидаясь ввысь,Шлет на борьбу своих чудовищ,Моля змею: «Остановись!»Да разве черта остановишь?То изгибаясь, как шаман,То превращенная в прямую,Она обходит океан,Вся изгибаясь и танцуя.И где бы не прошла она,Горя в своем величьи яром,Везде и камень, и волнаСтановятся багровым паром.Но все конец имеет свой,И то особенно, что плохоЗмея ложится под водойНа всю грядущую эпоху.Горит и гаснет чешуя,В траве подводной и высокой.И спит усталая змеяОпять до наступленья срока.Спи ж, спи до будущих времен,Пока в надзвездной диктатуреНе будет вынесен ЗаконО новом наступленьи бури.Владивосток. Осень 1940 г.Надпись на фото (сонет)Моя тоска вступила в год седьмой.Лесами с Осетрово до ТайшетаМеня влекла, гнала твоя комета,И ночью я беседовал с тобой.Ты мне была и счастьем, и судьбой,И сумерком, и ясностью рассвета.Не тронута и до дыры запета,Как рельса, прогудевшая отбой.Так за годами годы шли. И вотВсе прояснило, в горечи невзгод,В блатных напевах, в сказке о наседке(О гадине, что давят напоказ)Я прочитал, что Бог тебя упасОт рук моих и от петли на ветке.Кампанелла — палачу