– Вон они. Куда им торопиться?
– Давайте-ка их наперед, – велел князь. – А то они в городе покричать любют, а тут их не доискаться. Давайте. Скоро и Степан Тимофеич пожалует. Всыпет он нам седня, батюшка. Всыпет. Ну, остудить нас маленько надо, а то шибко уж горячие – выскочили. Стены есть, пушки есть, нет, дай вперед выскочить, дай... А вот и он. Вот они!.. – вдруг воскликнул он захолонувшим голосом. Он показывал рукой вперед.
Из-за острова стремительно вывернулись головные струги Разина и с ходу врезались в астраханские ряды. За первыми наплывали остальные и заруливали с боков, а иные, проворные, легкие, успели заплыть сзади. С астраханских стругов увидели, что и на берегу – конные – забежали им со спины. И все деловито, скоро, спокойно – как в гости ввалились, да прямо в горницу, в передний угол.
– Вот как воевать-то надо, – тихо сказал князь Львов, бледный. – Пропали. Вот теперь-то уж пропали.
– Здравствуйте, братья! – зазвучал голос Степана; он стоял на носу своего струга и обращался к стрельцам. – Мститесь теперь над вашими лиходеями! Они хуже татар и турка!.. Я пришел дать вам волю!
– Здравствуй, батюшка Степан Тимофеич! – заорали стрельцы и астраханцы. – Рады видеть тебя живым-невредимым!
Боя не было. Стрельцы и гребцы астраханские кинулись вязать своих начальников. Сотники и дворяне, оказавшие хоть малейшее сопротивление, полетели в воду.
– Вы мне дети и братья! – подстегивал расправу Разин. – Вы будете богаты, как мы. Мне нужна ваша верность и храбрость. Остальное возьмем вместе! Не бойтесь расплаты! Мы сами идем с расплатой. Пора нам наказать бояр! Не все вам спины-то гнуть!.. Вы теперь – вольные казаки!
«Вольные казаки» вязали дворянских, купеческих сынов, отказавшихся от сопротивления, а также всех иноземцев – вели на суд атамана. Суд был короткий – в воду. Только князя Львова не велел убивать Степан. Спросил, правда, казаков, но так спросил, что поняли: не хочет атаман смерти князя Львова. Князя переправили на легкой лодочке на струг атамана.
– Здоров, князюшка! Дал Бог, свиделись. Чего такой невеселый? – спросил Степан.
– Пошто?.. Вон как весело! – князь Семен горько усмехнулся. – Чересчур даже... Пир горой!
– Что Прозоровский сам не пошел? Опять тебя выслал...
– За стенами надежней.
– Не знаю. Я так не думаю. Много ль за стенами осталось?
– Есть...
– Будут со мной биться? Как думаешь?
Князь помолчал.
– Мне то неведомо, атаман. Тебе лучше знать. Есть у тебя свои старатели там... Они знают. Много с тобой в Царицыне бились?
– Есть, – согласился Степан. – Есть, князь. Куда я без их? Я без их, как без рук. Максю закатовали? Астрахань мне ответит... Ответит! Прозоровского за ноги повешу. Не веришь?
– Как не верю?! Верю. Вон они... тоже верют, бедняги, – князь посмотрел на дворян и купеческих сынов, которым вязали за спиной руки, набивали им за пазуху камней и пихали в воду. Дворяне, купцы и иноземные начальники сопротивлялись, не хотели в воду, кричали, плакали, кто помоложе... Князь отвернулся. – Как не верить, не хочешь, да поверишь.
– Что, князь? – спросил Степан. – Страшно?
– Мне что же страшно?.. Тебе за все ответ держать, не мне. Мне их жалко... Как ты решился на такое? – князь открыто посмотрел на Степана. – Ведь это бунт, Стенька. Да бунт-то какой – невиданный. Как же это можно? Неужель ты не думаешь?
– Жалко тебе их? – переспросил жестко Степан, кивнув на астраханские струги, с которых летели в воду начальные люди.
Князь Семен помолчал и вдруг сам спросил сердито:
– Как мне тебе ответить: «Нет, не жалко»?
– Вот, – кивнул Степан. – Тебе своих жалко, мне – своих. Сколь тут? – капля в море. Рази вы столько извели, без крова оставили, по миру пустили... А ты говоришь, как решился. Вы-то решились.
– Кто мы-то?
– Вы. Вы хуже Мамая... хуже турка! Вы плачете, а мне кажется, волки воют.
Князь Семен посмотрел на атамана... и ничего не сказал. Но, помолчав, все же решился еще возразить:
– Вам ли, казакам, на судьбу жалиться? Уж кому-кому, а вам-то... грех. Чего вам не хватало-то?
– Со мной не одни казаки, что, не видишь? У меня тут всяких...
– Вы затеяли-то.
– Затеяли-то вы, князь. Не бежали б они к нам да не рассказывали, как вы их там... Собаки! – сорвался Степан на крик. – Стоит тут рот разевает: «вы», «вы-ы»... А вы?! Вон где ваше место! – Степан показал. – На дне! Тоже туда захотел? Жалость свою пялит стоит... У вас ее сроду не было.
Теперь князь замолк, не хотел больше ни возражать, ни спрашивать.
Когда расправились с ненавистными, сошли все на берег... Конные тоже послезали с коней. Раскинулись лагерем и держали совет. И круг решил: «Приступать Астрахань».
Рано утром, когда еще митрополит служил заутреню, прибежали в храм перепуганные караульные стрельцы.
– Что вы?
– Беда, святой отец! Стояли мы в карауле у Пречи́стенских ворот, и незадолго до света было нам чудо: отворилось небо, и на город просыпались искры, как из печки. Много!..