Том 6. Лимонарь

Со львом без труда пройдя через толпу — только что молодые прибыли во дворец из церкви — Брунцвик оставил льва во дворе, а сам поднялся в королевскую пировую палату.

Неомения со своим князем Клеопой — ей стыдиться нечего: в королевской короне Клеопа был выше ее на три головы.

Увидев Неомению, как обрадовался Брунцвик и загрустил — горечь, как страх, клевала его сердце и он не защищался.

Каждому, кто входил поздравить, жених подносил кубок: одним серебряный, другим золотой. Брунцвику достался золотой.

И выпив, он снял с руки перстень Неомении и положил на дно кубка. А сам вышел и со львом, сквозь толпу через мосты, направился к заставе.

Где-то сказалось в нем решающее слово: «на земле ему нет места, а на сердце человеческое бесполезен меч и судьбы не обойдешь».

«Не обойдешь!» повторял он вздрагивающими губами и, захлебываясь, шел своей волей открыто на свою судьбу.

А Неомения, увидя на дне золотого кубка перстень, узнала — Брунцвик, значит, жив. А любовь умерла, только любопытство.

Верный рыцарь не мог не исполнить ее волю: князь Клеопа поднялся из-за стола и вышел. Его место занял король Астрономус.

Проходил человек со львом — у всех на примете. Клеопа шел по горячим следам. И у заставы нагнал человека со львом. Было к ночи, рукам виднее. Клеопа протянул руки и, не обгоняя, приглушенным голосом окликнул:

«Король Брунцвик?»

— Я, ответил, не оглядываясь, Брунцвик.

И под мечом скостившихся рук он ткнулся на землю и не вздрогнув, прижался лицом к земле под тяжестью длинного человеческого тела, покрывшего его с головой: змеиным удавом лев задушил Клеопу.

Все свалят на разбойников.

А Брунцвика не опознают. Конечно, ни бесстрашного перстня, ни меча — самосека: кто-то не поленился, успел подобрать. Брунцвик пропал. А Клеопа — вот награда за верность!

И когда их освобожденные души летели в пространстве, забирая высоты с одним незадушенным чувством, любовью, что которая любовь и которая мука неразличимы, лев без оглядки бросился в город и, расшвыривая стражу, вскочил в королевскую пировую палату и улегся у ног Неомении. И тридцать дней ни на шаг не отходил от Неомении. Надоел порядочно, да и все его боятся. А гнать не велено.

А как лев протянул лапы и все с облегчением вздохнули, взялись за шкуру — чучелу делать. Подпороли у горла, а из шкуры лезет — вот никому не догадаться! — ни львиная душа, ни утроба, а старый рыцарь Балад: «Здравствуйте!»

Неомения, взглянув на такое пареное чучело, расхохоталась. И своим детским простым смехом пробудила Брунцвика.

«Что мне приснилось, Неомения!»

«Мне тоже снилось, но я не верю в сны или понимай все наоборот».

ПРИМЕЧАНИЕ {*}

Для каждого отдельного человека сновидение не обязательно, можно за всю жизнь не увидеть ни одного сна. А история человека без сновидений немыслима. Источник мифов или того, что называется «откровением» — сновидение. Погаснет память, сотрутся воспоминания и наступит конец человечества: жить больше нечем! Кто-то скажет, и это будет не человек: «жил на земле человек!» Или ничего не скажет: сновидения не — человека и его образ мыслей — тайна; вздрагивая брюхом, как собака, которой что-то снится, проворчит — и только.

Сновидение проникает сказку («Клад» в «Докуке и Балагурье», народная, и у Гоголя в «Пропавшей грамоте»), — сновидение в чуде («Чудо о Димитрии» — «Три серпа»), сновидение в легенде «Брунцвик».

«История о славном короле Брунцвике и о великом его разуме, как он ходил во отоцех морских с великим зверем львом и о прекрасной королеве Неомении» — сложилась в Германии в XIII веке, приурочена к Праге и приплетена к чешскому гербу: орел и лев (Штильфрид и Брунцвик). Первое издание в 1565 году. С этого издания в XVII веке сделан русский перевод. Брунцвик, как и Мелюзина, входят в русский круг любопытных к чудесному.

Старый рыцарь Балад, воспитатель Брунцвика — Балад — Гуверналь Тристана, Синибалд Бовы королевича, Очкило царя Соломона — рассказывает Брунцвику о подвигах его отца Штильфрида, «Как мы с ним добыли чудесного Орла». «А я добуду Льва!» Брунцвик только и мечтает сделать что — нибудь такое, как его отец.

Балад рассказывает не только о виденном «собственными глазами», а и читанное: Балад знает Александрию — деяния Александра Двурогого, Индию Пресвитера Иоанна — попа — царя, Откровение Мефодия Патарского, Косму Индикоплова.

В Праге какие львы! А пугливый Брунцвик и на улицу редко выходил, все в комнатах. И ему снится море — птица Ног (Нагуй) — Балад превращается во льва — лев служит ему.

Любопытно о природе сирен: все что хочешь, но есть нельзя: получается вроде котлет, если в фарш перелить воду, бросить катышок на сковороду, вспузырится, а ни на вилку и ложкой не подцепить — жалкий, расползшийся фьюк.

Текст повести и исследование М. Петровского в Памятниках древней Письменности, LXXV, 1888 год.