– Ах, Вера! – сказал он с досадой, – вы все еще, как цыпленок, прячетесь под юбки вашей наседки-бабушки: у вас ее понятия о нравственности. Страсть одеваете в какой-то фантастический наряд, как Райский… Чем бы прямо от опыта допроситься истины… и тогда поверили бы… – говорил он, глядя в сторону. – Оставим все прочие вопросы – я не трогаю их. Дело у нас прямое и простое, мы любим друг друга… Так или нет?
– Что же, Марк, из этого?
– Ну, если мне не верите, так посмотрите кругом. Весь век живете в поле и лесу и не видите этих опытов… Смотрите сюда, смотрите там…
Он показал ей на кучку кружившихся друг около друга голубей, потом на мелькнувших одна вдогонку другой ласточек. «Учитесь у них, они не умничают!»
– Да, – сказала она, – смотрите и вы: вон они кружатся около гнезд.
Он отвернулся.
– Вон одна опять полетела, вероятно за кормом…
– И к зиме все разлетятся! – небрежно, глядя в сторону, говорил он.
– А к весне воротятся опять в то же гнездо, – заметила она.
– Я вот слушаюсь вас и верю, когда вижу, что вы дело говорите, – сказал он. – Вас смущала резкость во мне, – я сдерживаюсь. Отыскал я старые манеры и скоро буду, как Тит Никоныч, шаркать ножкой, кланяясь, и улыбаться. Не бранюсь, не ссорюсь, меня не слыхать. Пожалуй, скоро ко всенощной пойду… Чего еще!
– Все это шутки, – не того хотела я! – сказала она, вздохнув.
– Чего же?
– Всего! Если не всего, так многого! И до сих пор не добилась, чтоб вы поберегли себя… хоть для меня, перестали бы «вспрыскивать мозги» и остались здесь, были бы, как другие…
– А если я действую по убеждению?
– Чего вы хотите, чего надеетесь?
– Учу дураков!
– Чему? знаете ли сами? Тому ли, о чем мы с вами год здесь спорим? ведь жить так нельзя, как вы говорите. Это все очень ново, смело, занимательно…
– Э! мы опять за то же! опять с горы потянуло мертвым воздухом! – перебил Марк.
– Вот и весь ваш ответ, Марк! – сказала она кротко, – все прочь, все ложь, – а что правда – вы сами не знаете… Оттого я и недоверчива…
– У вас рефлексия берет верх над природой и страстью, – сказал он, – вы барышня, замуж хотите! Это не любовь!.. Это скучно! Мне надо любви, счастья… – твердил он, качая головой.
Вера вспыхнула.
– Если б я была барышня и хотела только замуж, то, конечно, выбрала бы для этого кого-нибудь другого, Марк, – сказала она, вставая с места.
– Простите – я груб! – извинялся он, целуя у ней руку. – Но вы сдерживаете чувство, медлите чего-то, допытываетесь, вместо того чтоб наслаждаться…
– Допытываюсь, кто и что вы, потому что не шучу чувством. А вы на него смотрите легко, как на развлечение…
– Нет, как на насущную потребность, следовательно тоже не шучу… Какие шутки! Я не сплю по ночам, как Райский. Это пытка! Я никогда не думал, чтоб раздражение могло зайти так далеко!
Он говорил почти с злостью.
– Вы говорите, что любите, видите, что я люблю, я зову вас к счастью, а вы его боитесь…
– Нет, я только не хочу его на месяц, на полгода…
– А на целую жизнь и за гробом тоже? – насмешливо спросил он.
– Да, на целую жизнь! я не хочу предвидеть ему конца, а вы предвидите и предсказываете: я и не верю и не хочу такого счастья; оно неискренно и непрочно…
– Когда же я предсказывал?
– Много раз, не нарочно, может быть, а я не пропустила. «Что это за заглядыванье в даль? – твердили вы, – что за филистерство – непременно отмеривать себе счастье саженями да пудами? Хватай, лови его на лету, и потом, после двух, трех глотков, беги прочь, чтоб не опротивело, и ищи другого! Не давай яблоку свалиться, рви его скорей и завтра рви другое. Не кисни на одном месте, как улитка, и не вешайся на одном сучке. Виснуть на шее друг друга, пока виснется, потом разойтись…» Это все вы раскидали по своим проповедям. Стало быть, у вас это сделалось убеждением…
– Ну, «стало быть», так что же? Вы видите, что это не притворство! Отчего же не верите?
– Оттого, что верю чему-то другому, лучше, вернее, и хочу…
– Обратить меня в эту веру?
– Да! – сказал она, – хочу, и это одно условие моего счастья; я другого не знаю и не желаю…
– Прощайте, Вера, вы не любите меня, вы следите за мной, как шпион, ловите слова, делаете выводы… И вот, всякий раз, как мы наедине, вы – или спорите, или пытаете меня, – а на пункте счастья мы все там же, где были… Любите Райского: вот вам задача! Из него, как из куклы, будете делать, что хотите, наряжать во все бабушкины отрепья или делать из него каждый день нового героя романа, и этому конца не будет. А мне некогда, у меня есть дела…
– А, видите, дела? А любовь, счастье – забава?
– А вы хотели бы, по-старому, из одной любви сделать жизнь, гнездо – вон такое, как у ласточек, сидеть в нем и вылетать за кормом? В этом и вся жизнь!
– А вы хотели бы на минуту влететь в чужое гнездо и потом забыть его…
– Да, если оно забудется. А если не забудется – воротиться. Или прикажете принудить себя воротиться, если и не хочется? Это свобода? Вы как хотели бы?
– Я этого не понимаю – этой птичьей жизни, – сказала она. – Вы, конечно, несерьезно указали вокруг, на природу, на животных…