Том 6. Пьесы, очерки, статьи

– Я человек старый, – тихо сказал главный инженер. Его мохнатые брови и борода затряслись, и трудно было понять, от волнения это или от гнева. – Как и вы, я работал у Нобеля. Я знаю пласты в Бинагадах и Сураханах, как свою квартиру. Но у меня хватило ума понять и оценить новых людей. Они любят нефть не меньше меня. Они нюхом понимают в этом деле больше, чем сотни таких практиков, как вы. Нобель доил Эмбу, как корову, а новые хозяева ищут большую нефть, убивают пустыню, проводят дороги, бурят под соль, поставили все на дыбы.

Я, – старик подошел вплотную к Гордееву, – я работаю с ними и горжусь, что мне, шестидесятилетнему хрычу, доверили из этой сусликовой пустыни создать Великую Эмбу. Я буду биться над ней, пока не подохну! Поняли?

Гордеев молчал.

– Люди идут в пустыню, за сто километров! – крикнул старик. – Без воды, без верблюдов! Люди ищут нефть в Каратоне, где каторга – понимаете, каторга, а не жизнь, – пекло, тоска. Шапку надо снимать перед такими людьми! А вы что делаете!

– Я не пойму, к чему разговор, – сказал Гордеев.

– Завтра же к чертовой матери с промысла, вот к чему! Нефть спускаете в землю. «Хоть сто тонн, да я им не дам, я, Гордеев, нобелевский приказчик!» Сволочным делом занялись, гражданин Гордеев. Думаете: пустыня, дичь, директора-выдвиженцы ни черта не понимают, главный инженер – старик, спит на производственных совещаниях. Довольно! Вон с промысла и под суд! Формула вполне ясная!

Сайд дрожал. Вытаращенные глаза старика налились кровью. Он хрипел и поминутно хватался за горло.

Гордеев, что-то бормоча о месткоме, выскочил из дизельной.

Старик вышел на дамбу. Ветер продувал седую щетину волос. Пронзительные звезды плавали в озере кристаллами соли.

Сайд шел позади и бережно нес стариковскую кепку, – старик забыл ее в дизельной.

– Ну, прощай, спасибо тебе, – сказал Сайд, когда они дошли до конца дамбы.

– Ты куда?.

– Домой. Я ночью не работаю. К тебе только пришел.

Старику не хотелось возвращаться в общежитие. Надо было успокоиться, немного прийти в себя.

– Я с тобой пойду. Покажи, как живешь. Сайд испугался.

– Грязно очень, – промолвил он тихо. – Сын болен.

– Ничего.

Сайд жил на седьмом участке. Молодые инженеры не без язвительности называли его «седьмым небом».

Снова начался ветер. Он вырывал из-под ног густые клубы пыли. Выли тощие киргизские псы, и недоуменно среди дороги стояли верблюды, всматриваясь в прохожих печальными глазами.

Наступало лето – месяцы верблюжьей тоски. Верблюды линяли, шерсть сползала с них клочьями, плешивое тело кусали слепни. Древнюю и пыльную кожу, похожую на переплет старинных книг, покрыли гнойные струпья. Горбы свисали пустыми и грязными мешками.

– Надо бы их отпустить сейчас в степь за Урал, пускай пожируют, – сказал старик. – Иначе осенью все передохнут.

На кормежку верблюдов приходилось гнать очень далеко, за Урал. Вокруг промыслов, кроме горькой и редкой солянки, ничто не росло.

Седьмой участок был похож на груду рассыпанных коробок из глины. Серая ночь мутно дымилась над ними, – это была пыль, окрашенная светом звезд.

Сладкое зловоние кизячного дыма и сального ватного тряпья густо облепило ноздри. Старик смотрел направо, на пятый участок. Там в огне ярких фонарей призрачно белели легкие камышитовые дома.

– К осени снесем ваши саманки, – пообещал он Сайду. – Привезем камышит. Будет просторно.

В доме Сайда, похожем на свистульку из обожженной глины, тлела лампочка. Старик втиснулся в дверь и закупорил комнату, – даже лампочка приглохла и потускнела. Ядовитая гарь свела рот, как щелок. Ком-пата была полна желтоватого дыма и запаха паленых волос.

Маленький голый мальчик сидел на столе и плакал, а казачка с испуганным лицом затаптывала на полу тлеющую кошму.

– Чуть пожар не наделали, – промолвил старик с облегчением. Но Сайд закричал на женщину, вырвал кошму и унес ее во двор.

Мальчик продолжал плакать негромко и горько. Он даже не взглянул на старика. Было ясно, что, покажи ему сейчас лучшую в мире игрушку, он не взглянет и на нее, а будет так же тихо плакать от боли и непонятного предчувствия смерти. Ему ничего сейчас не было нужно, кроме холодной чистой воды (шепотом он просил пить) и хотя бы короткого сна. Бок у мальчика был в красных больших волдырях.

– Ты что? – пробормотал испуганно старик и нагнулся к мальчику.

Женщина дико смотрела из угла. Сайд вернулся и стал у порога.

– Что с ним?

– Сердечная болезнь. Бок болит. Она лечит его по-нашему, – Сайд злобно взглянул на жену.

– Чем лечит?

– Кошму зажжет, прикладывает к боку. Табибы (знахари казахи) говорят – так надо. Первый умер, второй умер, этот тоже умрет. Все делала, – мясо собачье к боку прикладывала, кошму жгла. Порошки доктор дал – выбросила! Верит табибам. Глупая женщина, надо ее много учить.

– Ну, прощай, – глухо сказал старик и вышел. Он быстро пошел, прихрамывая, к общежитию. Он даже забыл о Гордееве.