«
Умрешь — похоронят, сгниешь и не встанешь»
(так пели вечером~ «
Налей, налей, товарищ»… — Речь идет о песенном варианте стихотворения А. П. Серебрянского «Вино» («Быстры, как волны, дни нашей жизни…», 1830-е годы), список которого, наряду с «Тройкой» Некрасова, есть в упомянутой выше тетради XIX века. Процитировано по памяти; у Серебрянского — «Умрешь — похоронят, как не был на свете; / / Сгниешь — не восстанешь к беседе друзей» (в кн. «Песни и романсы русских поэтов», М.; Л., 1965, с. 533). См. также «Новейший полный песенник, содержащий в себе песни, романсы и стихотворения известных русских поэтов», СПб.: А. А. Холмушин, 1900, с. 58.Анюта
— А. Сардановская, дальняя родственница о. Ивана (И. Я. Смирнова), ровесница и подруга Бальзамовой, вместе с которой они приехали в дом священника на праздник 8 июля 1912 г. Совместная фотография подруг не раз воспроизводилась в печати (см., напр., Письма, второй вкл. л. между с. 128 и 129).…
это сочинил Серебрянский~
безвременно отживший. — Подробности биографии А. П. Серебрянского Есенин мог узнать из биографического очерка «А. В. Кольцов», предпосланного произведениям поэта в кн.: Кольцов 1911, с. XXI и XVIII. Эта книга была в личной библиотеке Есенина; ныне хранится в ГМЗЕ.Привет Анюте, Симе и маме их
. — Имеются в виду А. Сардановская, ее родная сестра Серафима и их мать В. В. Сардановская.5.
М. П. Бальзамовой. Конец июля 1912 г. (с. 11). — Журн. «Москва», 1969, № 1, с. 216 (неполностью, с неверной датой); ЕиС, с. 257–258 (полностью, с другой неверной датой).Печатается по автографу (ГМЗЕ).
Датируется с учетом содержания п. 6 (см. ниже реальный коммент.). Первая адекватная датировка — Есенин 6 (1980), с. 11.
Зачем, зачем тебе знать нужно, Маня, о том, что я сделал
? — Есенин все же уступил просьбам М. Бальзамовой: его рассказ о случившемся см. в п. 11.Меня терзают такие мелкие и пустые душонки, напр
<имер>,
как Северовы…— «Две миловидные барышни Северовы» (определение Н. А. Сардановского: Панфилов, 2, 99) — Александра и Елизавета — были дочерьми священника села Шехмино Рязанской губернии (установлено А. Д. Панфиловым; см. его кн. «Нинесе», М., 1990, с. 108) и частыми гостьями в доме о. Ивана. Очевидно, в июле 1912 г. они гостили в Константинове и (судя по тону реплики Есенина) немало докучали ему.…
не ккому и голову склонить, а если и есть~
такие лица~
их очень-очень мало~
одно или два. — Здесь почти наверняка подразумеваются Г. Панфилов и сама М. Бальзамова.Мать нравственно для меня умерла уже давно, а отец
~
находится при смерти…— Гиперболизм этого суждения можно вполне объяснить высокой интенсивностью душевных переживаний юноши в тот момент — ведь это письмо, как и некоторые другие письма Есенина 1912–1913 гг., относится к категории писанных «не в духе» (п. 4, с. 11 наст. тома), в «угнетенном настроении» (п. 9, с. 16 наст. тома) или в состоянии «разлаженности» (п. 19, с. 32 наст. тома).Широко известно, что, повзрослев, Есенин постоянно помогал, чем мог, матери и отцу и заботился о них. Сам же он с раннего детства был лишен родительской ласки и заботы. Сестра поэта Е. А. Есенина вспоминала: «Мать пять лет не жила с нашим отцом, и Сергей все это время был на воспитании у дедушки и бабушки… Сергей, не видя матери и отца, привык считать себя сиротою, а подчас ему было обидней и больней, чем настоящему сироте» (Хроника, 1, 16–17). В те годы его отец по-прежнему работал в Москве и бывал на родине лишь наездами, а свою мать Есенин «в детстве принимал за чужую женщину…» (Виноградская С. Как жил Сергей Есенин. М., 1926; цит. по: Хроника, 1, 17). Во время жизни Т. Ф. Есениной «в людях» вне Константинова у нее родился внебрачный сын А. Разгуляев (об этом см., напр.: Панфилов, 2, 54–58). Вернувшись по воле мужа, не давшего ей развода, в немилую ей прежнюю семью, она не могла дать радости и своим детям. По воспоминаниям С. А. Толстой-Есениной, «после своего возвращения от деда он <Сергей> жил некот<орое> время с матерью и Екат<ериной> и говорил, что мать в то время много пила и била их» (ГМТ).
Все эти обстоятельства, скорее всего, и стали причиной горьких слов юноши. См. также п. 237.