Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток

Павел. Мы вам дадим, своей кровью добываем.

Красноармейцы (покончили ужин, обтерли губами ложки, засунули за голенища). Спасибо! Покорно благодарим…

Старуха. Ешьте, кушайте, родные. Погляжу на вас, сыночка вспоминаю… (Плачет.) Такой же… молодой…

Луша. Хочь бы лоб перекрестили.

Микеша. Мы, девка, своему богу молимся.

Луша. Какому такому?

Микеша. Наш бог – совесть, да правда, да счастье трудящему народу по всему миру. Мы ему зараз молитву споем. А замуж за меня пойдешь?

Луша. За басурмана-то?

Красноармейцы (запевают).

Нам не нужны златые кумиры,
Ненавистен нам царский чертог.
Вставай, подымайся, рабочий народ!..

Луша с любопытством слушает, бросив прибирать. Марьяна прибирает, но по лицу, по взглядам видно, что слушает.

Коноводов Илья (с присвистом вползает, опираясь руками на деревянные колодки; обе ноги у него отрезаны). Эй, жги, говори!.. Отворяй ворота, господа едут!

Луша (покатывается со смеху). Жанихи приехали!..

Старик. С каких пор веселый стал, Илюша?

Коноводов. С тех самых пор, как немец ноги у меня оттяпал. Легко стало без них, весело, а то таскай задарма их, нихто и гроша не дает. Здравствуйте, господа служивые!

Красноармейцы. Здравствуй, товарищ! Тут господ нету.

Коноводов. Ну, к тому так говорится у нас.

1-й красноармеец. Еще не обтяпались.

Павел. Дай-ка, што ль! (Берет у одного из красноармейцев балалайку). Спою-ка свою любимую ткацкую. Одиннадцать лет пел ее своею шкурою. (Настраивает.)

Луша (Коноводову). Илюша, на свадьбу позовешь?

Коноводов (поет). И пить будем и гулять будем, а смерть придет – помирать будем.

Луша хохочет.

Павел. Во, старик! (Стучит по балалайке.) Мы тут бьемся, головы за вас кладем, за мужиков, – никто об нас тут не подумает: сдыхайте, как собаки. А там, на фабриках, на заводах, наши братья день и ночь об нас помнят – во подарок прислали! Из последней копейки собьются, пришлют.

Сергеев. Фу-у! Много ль на человека приходится – гроши.

Микеша. Гроши!.. Да ведь голодные сидят. Надо этот грош отколупнуть от голодных детей.

2-й красноармеец. А из грошей на армию миллионы выходят на подарки.

Старик. Это и мы могём.

3-й красноармеец. Могёте!.. Покеда по загривку вас потянут, тогда могёте. Всё дожидаетесь.

Павел (поет под балалайку):

Мучит, терзает головушку бедную
Грохот машин и колес,
Свет застилается в оченьках крупными
Каплями пота и слез.

Как не завидовать главному мастеру,

Вишь, у окна он сидит,
Чай попивает да гладит бородушку,
Знать, на душе не болит.

Нитка в основе порвалась, канальская…

Ах, распроклятая снасть!
Жизнь бесталанная, сколько ты на душу
Примешь мучений, так страсть!

Ноют и рученьки, ноженьки, спинушка,

Грудь разломило ткачу…
Эх, главный мастер, хозяин, надсмотрщики,
Жить ведь я тоже хочу!..

Марьяна, как птица, вся застыла в порыве – слушает. Стемнело. Павел легонько тренькает на балалайке. Молчание.

Старик. У всех горе.

1-й красноармеец. Вот мы и несем свои головы, штоб замест горя всем была радость.

2-й красноармеец на гармонии играет плясовую. Сергеев вскакивает и, притопывая, начинает плясать. Микеша схватывает Лушу и вытаскивает, чтобы плясала.

Луша (отбиваясь). Утопии, окаянный!..

Ивлевна (входит, вынимает платочек, павой плывет, поет). «Мимо сада винограда собачка бяжала, ножки тонки, боки звонки, а хвост закурлючкой. Ножки тонки, боки звонки, а хвост закурлючкой, на хвостике колтунчики ветром развевает. На хвостике колтунчики ветром…»

Павел. Ну, будет, ребята, надо спать ложиться…

Посторонние понемногу расходятся.

Голос на улице. Никак дожж?

2-й голос. Не-е, нахмарилось только.

Микеша (в избе). Ну, как же мы ляжем?