Том 6. Статьи, очерки, путевые заметки

Там возносится чертог Маати, богини справедливости и правды. Там сидят, для суда последнего, 42 бога. К каждому отшедший подойдет и скажет, что он неповинен в том-то и в том-то грехе. Исповедь благого отрицания. Вот она.

Исповедь отрицающаяся

1. Привет тебе, Шагающий широко, я не свершал неправоты.

2. Привет тебе, Охваченный огнями, я не разбойничал.

3. Привет тебе, Кто есть обонянье, я не насильничал.

4. Привет тебе, Съедающий все тени, я не крал.

5. Привет тебе, с Лицом могильным, я не убивал.

6. Привет тебе, Кто есть Вчера – Сегодня, я не обмеривал.

7. Привет тебе, Чей взгляд – огонь, я не обманывал.

8. Привет тебе, Сияющее пламя, я Божьего не брал.

9. Привет тебе, костей Крушитель, я не лгал.

10. Привет тебе, Ниспровергатель, чужого я не уносил.

11. Привет тебе, Огнем могучий, клевет и злого я не говорил.

12. Привет тебе, Лик Обращенный, питанье я не отнимал.

13. Привет тебе, Двойной источник Нила, я не мошенничал.

14. Привет тебе, Чья огненна стопа, я сердца своего не съел во гневе.

15. Привет тебе, Чьи зубы блещут, я не захватывал полей.

16. Привет тебе, о, Испиватель крови, животных Бога я не убивал.

17. Привет тебе, Кто внутренности ест, я пашен не опустошал.

18. Привет тебе, Взлюбнвший правду, подлога я не совершал.

19. Привет тебе, Лик Уходящий, мой рот другому не был западней.

20. Привет тебе, из Солнечного града, я раздраженья не лелеял.

21. Привет тебе, Кто на своем холме, любодеянья я не совершал.

22. Привет тебе, из бойни Приходящий, себя я срамом не покрыл.

23. Привет тебе, Кто дар несомый видит, с женой другого я не возлежал.

24. Привет тебе, высоких Повелитель, я никого не устрашал.

25. Привет тебе, о, Истребитель, мой рот от злобы не горел.

26. Привет тебе, Строитель слова, я к слову правды не был глух.

27. Привет тебе, Дитя зеркальной влаги, другого плакать я не заставлял.

28. Привет тебе, Прямым путем Идущий, я не кощунствовал.

29. Привет тебе, Несущий приношенья, я никого не понуждал.

30. Привет тебе, Распределитель речи, я опрометчив сердцем не был.

31. Привет тебе, Кто видит лица, я не таился и не мстил.

32. Привет тебе, Властитель Двоерогий, я лишнего не говорил.

33. Привет тебе, Дающий знанье, на зло я сердцем не глядел.

34. Привет тебе, Кто из святого Града, я никого не проклинал.

35. Привет тебе, Работающий сердцем, текучую я воду не мутил.

36. Привет тебе, Чей водный путь, словами я не заносился.

37. Привет тебе, Чей путь небесный, я Бога не хулил.

38. Привет тебе, Кто из святилищ, надменно я не поступал.

39. Привет тебе, Чей путь – из храма, лицеприятным не был я.

40. Привет тебе, Кто из пещеры, кривым путем богатств не множил я.

41. Привет тебе, Кто из молельни, что Божье, я того не клял.

42. Привет тебе, Владеющий десницей, родного бога я не презирал.

Счастлив, кто мог произнести четырежды десять и два раза святое слово отрицания, кто на подразумевающийся вопрос о грехе – каждому из 42-х богов, восседающих в день Страшного Суда, мог сказать свое радостное, свое торжествующее «Нет». Он, с достоверной речью, он, кто не свершил греха, ни делом, ни словом, ни помышлением, кто воистину не глядел на зло и не был причиною слез другого, он приобщался к великому совету богов, вступал в царство Озириса, сам был уже Озирис, и так звался, просветленный, воскресший дух воскресения.

В дворце Маати, за словами исповеди, воцаряется тишина. Слова пали стройно. Но слова эти нужно проверить. Из сердца ли вышли они? Легкое ли сердце их породило, или отяжелевшее от лжи?

В чертоге Маати, что есть вся – равновесие Истины, есть весы, чтобы взвесить сердце. На одной чаше неукоснительных весов – испытуемое сердце, на другой чаше – воздушное перо. На коромысле весов – дрогнет ли роковая стрелка обвинительно – или, указуя правду покоя, останется она недвижной?

Боги ждут. Глядит Соколиное Око. Безмолвствует утренний Ра-Гармахис и Атум ночной, и Шу воздушный, и сострадательница мертвых Изида, и поцелуйная заревая Гатор, и еще другие.

По одну сторону весов стоит коленопреклоненный Анубис, с головою шакала, и следит за стрелкою весов. За ним стоит писец богов, премудрый Тот, в руке его тростинка, чтоб записать свидетельство весов. Близ него троеликое чудище, Аммит, пожиратель мертвых, жадными глазами смотрит, не покривится ли дорога меж словом и сердцем. Не то собако-обезьяна, не то крокодил, не то гиппопотам, это чудовище ютится в огненных затонах и питается мертвыми, недостойными войти в Закатный Край покоя. Тем, что достойно извержения, питается этот Пожиратель мертвых.

Испытуемый стоит по другую сторону весов, и уверен ли он в себе или не уверен, – страшный это миг. К сердцу свое му он обращается, прежде чем будет оно взвешено, с ним говорит: «Сердце мое, родимое! Сердце мое, родимое! Через тебя стал жить я, о, сердце. Не дозволь, чтобы имя мое увяло. Не дозволь, чтобы что-нибудь лживое тяжестью пало на слово мое, пред великим владыкой Аменти».