Том 6. У нас это невозможно. Статьи

— Полковник, мой друг, — военная дисциплина, понимаете, что поделаешь, чистейшая ерунда, разумеется.

— Вы прекрасно понимаете, что это вовсе не временно! Что это будет постоянно — то есть до тех пор, пока корпо будут у власти.

— Допустим!

— Суон, то есть, полковник!.. Это ваше «допустим» и «О моя милая тетя!» — это у вас из детективных романов Реджи Форчуна, верно?

— А вы тоже любите детективные романы! Какая великолепная чепуха!

— А это из Эвелина Во! Незаурядное литературное образование для любителя яхт и лошадей, полковник!

— Любитель яхт, любитель лошадей, ли-те-ра-тур-ное образование! Неужели в моем собственном Sanctum sanctorum2 с меня, говоря языком «малых сих», будут спускать штаны? О, мой Дормэс, этого не может быть! Я как раз тогда, когда я и без того без сил, когда с меня только что, если можно так выразиться, с живого содрали кожу, и кто бы вы думали? — ваш любезный друг, миссис Лоринда Пайк. Нет, нет! Это унижает величие суда!

2 Святая святых (лат.).

— Шэд снова вмешался:

— Да, мы недурно провели время с вашей подружкой, Джессэп. Я давно знаю про ваши амурные делишки Дормэс вскочил, его стул с грохотом упал на пол' Он рванулся к Шэду, пытаясь схватить его за гордо Эффингэм Суон схватил его и толкнул на другой стул У Дормэса от бешенства началась икота. Шэд не побеспокоился даже встать и продолжал тем же презрительным тоном:

— Да, вам обоим не поздоровится, если вы вздумаете клеветать на корпо. Хе-хе, Дормэс, неплохо вы с Линди позабавились в последние два года! И никто об этом не знает, ни одна душа! Но вы-то тоже кое-чего не знали. А ведь Линди — и откуда в такой длинноносой, тощей старой деве столько огня, — все время обманывала вас и спала со всеми своими постояльцами, и уж само собой с этим своим компаньоном Ниппером!

Большая рука Суона — наманикюренная рука обезьяны — удержала Дормэса на стуле. Шэд ржал. Эмиль Штаубмейер, сидевший, сложив перед собой кончики пальцев, любезно улыбался. Суон похлопал Дормэса по спине.

Оскорбления в адрес Лоринды угнетали Дормэса меньше, чем чувство беспомощного одиночества. Было уже так поздно, кругом стояла такая тишина. Он был бы рад, если бы хоть конвойные вошли в зал. Их деревенское простодушие, при всей их грубости, было бы легче перенести, чем утонченное издевательство этих трех судей.

Наконец Суон спокойно сказал:

— Я думаю, нам пора перейти к делу… как ни приятно было бы обсудить с начитанным человеком детективные романы Агаты Кристи, Дороти Сейерс и Нормана Клейна. Может быть, мы займемся этим когда-нибудь, когда Шеф посадит нас обоих в одну и ту же тюрьму! Уверяю вас, дорогой Дормэс, нет никакой надобности беспокоить вашего юриста, мистера Манки[17] Киттерика. Я имею все полномочия судить вас, и, как это ни странно, Дормэс, здесь действительно идет суд, несмотря на непринужденную атмосферу. Что касается доказательств вашей вины, то я уже имею все, что нужно, как в невольных признаниях милейшей мисс Лоринды, так и в тексте вашей передовицы, критикующей Шефа, а кроме того, я располагаю исчерпывающими докладами капитана Ледыо и доктора Штаубмейера. Я должен был бы, по существу, распорядиться, чтобы вас расстреляли — и я имею полное право это сделать, о, полное право!.. Но у каждого свои слабости… Я слишком милосерден. И к тому же, быть может, мы сумеем найти вам лучшее применение, чем в качестве удобрителя почвы…Вы, пожалуй, слишком худы, чтобы служить хорошим удобрением. Я намерен отпустить вас под честное слово, поручить вам помогать и обучать доктора Штаубмейера, который приказом Ганноверского уполномоченного мистера Рийка назначен главным редактором «Информера» и которому, пожалуй, не хватает специальных знаний. Вы будете помогать ему — и очень охотно, я в этом уверен! — пока он сам всему не научится. А тогда мы посмотрим, что с вами делать! Вы будете писать передовые статьи со всем присущим вам блеском… О, уверяю вас, все уж столько лет восхищаются вашими шедеврами! Но вы будете писать то, что вам прикажет доктор Штаубмейер. Понятно? Ну вот, а сегодня… ну да, сегодня, поскольку дело уже идет к рассвету, вы напишете нам статью, в которой в самых покаянных выражениях извинитесь за ваши выпады… о, да, в самых покаянных. Вы, опытные журналисты, очень ловко это умеете. Признаете, что гнусно оболгали и тому подобное… и так это весело и легко… уж вы знаете как! А с понедельника вы начнете, как и другие захудалые провинциальные газетенки, печатать из номера в номер книгу Шефа «В атаку». Вы получите от этого большое удовольствие!

Стук и шум за дверью. Возражения невидимых конвойных. Доктор Фаулер Гринхилл ворвался в зал, остановился на минуту, подбоченясь, и затем гаркнул, направляясь к столу:

— И что вы тут делаете, вы, пародии на судей? Кто он, этот необузданный господин? Он мне не очень нравится, — обратился Суон к Шэду.