Том 6. Война и мир

Пьер продолжал по-французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически-нежное выражение, и он протянул руку.

— Vous m'avez sauv'e la vie! Vous ^etes Francais [229], — сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m-r Ramball'я capitaine du 13-me l'eger [230]— было, без сомнения, самым великим делом.

Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.

— Je suis Russe [231], — быстро сказал Пьер.

— Ти-ти-ти, `a d'autres [232], — сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. — Tout `a l'heure vous allez me conter tout ca, — сказал он. — Charm'e de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [233]— прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер ещё раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.

Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.

— Vous m'avez sauv'e la vie. Vous ^etes Francais. Vous me demandez sa gr^ace? Je vous l'accorde. Qu'on emm`ene cet homme [234]— быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.

Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.

— On vous demandera quand on aura besoin de vous [235], — сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.

— Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, — сказал он. — Faut-il vous l'apporter?

— Oui, et le vin [236], — сказал капитан.

XXIX

Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.

Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько-нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.

— Francais ou prince russe incognito [237], — сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. — Je vous dois la vie je vous offre mon amiti'e. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amiti'e. Je ne vous dis que ca [238].

В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.

— Capitaine Ramball du treizi`eme l'eger, d'ecor'e pour l'affaire du Sept [239], — отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. — Voudrez vous bien me dire `a pr'esent, `a qui j'ai l'honneur de parler aussi agr'eablement au lieu de rester `a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps [240].

Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, по француз поспешно перебил его.

— De gr^ace, — сказал он. — Je comprends vos raisons, vous ^etes officier… officier sup'erieur, peut-^etre. Vous avez port'e les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout `a vous. Vous ^etes gentilhomme? [241]— прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. — Votre nom de bapt^eme, s'il vous pla^it? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je d'esire savoir [242].