Том 7. Черстин и я

Молитвенный зал был украшен свечами, и в нашей классной комнате тоже горели свечи. День, таким образом, начался празднично и, собственно говоря, так и закончился. Общество Красного Креста устроило званый вечер в актовом зале нашей школы. Среди прочих увеселений мы повторили и маленькую пьесу, что играли в День Детей весной. У Сванте и у меня, у каждого из нас была своя роль. По ходу пьесы мне в одном случае надо было как следует отлупить Сванте, и, поверь, я чрезвычайно усердно и с огромной радостью приступила к делу. Потому что мой братец все время корчил отвратительные гримасы, стоя так, чтобы публика их не видела. Он пытался таким образом заставить меня сбиться с роли и расхохотаться. Да и его сдержанное хихиканье… когда я признала тот горестный факт, что „ее милость будет похоронена в четверг“. Вот я и думаю, что наш режиссер был прав, когда потом похвалил меня: дескать, я весьма реалистично провела сцену драки.

Но потом несчастье постигло и Сванте. А именно — ему следовало сказать: „Опасности встречают тебя на твоем пути!“ Но, очевидно, он так усердно гримасничал, что язык сыграл с ним дурную шутку, потому что он изрек не более и не менее как: „Встречи опасаются на твоем пути!“

Тут мне пришлось чуточку отвернуться и подумать, о чем-то по-настоящему печальном, чтобы не возник явный скандал. Но теперь я знаю, что скажу Сванте, когда он явится вновь и захочет меня поддразнить. Я лишь угрожающе подниму кулак и заявлю:

— Встречи опасаются на твоем пути!

После пьесы зазвенели песни. Их исполняли две дамы, которые наверняка охотно вцепились бы друг другу в волосы. Одна — учительница музыки, она преподает и в школе для девочек, и в учебном заведении для мальчиков. Голос у нее красивый. Чего как раз даже при большом желании не скажешь о другой певице, невероятно волевой даме, которая замужем за учителем рисования в учебном заведении для мальчиков. Фру Альберг имеет решающий голос в семейных делах, и будь уверена, она все время поднимает его. Господину Альбергу — самому покладистому на свете из всех учителей рисования, ноги которых когда-либо ступали по этой земле, остается лишь покоряться. Фру Альберг живет в абсолютном заблуждении, что она умеет петь (и когда она берется за это дело, то поет до тех пор, пока у слушателей не появляется желание умереть). Когда же комитет по проведению праздника рекомендовал вместо нее фрёкен Андерссон — учительницу музыки, — то начались ужасные жалобы и стенания. Фру Альберг примчалась во весь опор к нам домой, к нашей маме, важной „шишке“ в Красном Кресте! И с глазами раненой лани просидела у нас все послеобеденное время, которое главным образом потратила на то, чтобы очернить фрёкен Андерссон.

Но явиться с клеветой к маме — это примерно то же самое, что попытаться накормить бенгальского тигра сухими корками. Я считаю это абсолютно невозможным. Как только фру Альберг произносила какую-то колкость не в пользу фрёкен Андерссон, мама выдвигала в свою очередь некую чрезвычайно высокопарную тему. Сидя в соседней комнате, я слушала их беседу и развлекалась вовсю. Что бы ни говорила фру Альберг, маме всегда удавалось найти возможность переключиться на рассуждения об этике и морали современного человека или на нечто в этом же роде. Но фру Альберг не сдавалась, и в конце концов мама сказала:

— А не могли бы вы вместе спеть дуэтом? Какую-нибудь небольшую вещь?

Меня удивило, что фру Альберг не подняла крик. Но была так угрюма и сурова — это просто бросилось в глаза, когда она ответила:

— Вы, фру Хагстрём, любите шутить!

Потом она ушла, а мама, вытянув ноги, выдохнула:

— Ух! Благородные чувства рождает пение, это уж точно!

Но, как бы там ни было, мама, вероятно, пожалела фру Альберг, и в результате ей тоже разрешили спеть.

— Вероятно, все обойдется, если дать ей спеть, — заметила мама. — Трудность лишь в том, чтобы заставить ее когда-нибудь прекратить пение.

Среди прочих фру Альберг исполнила с дрожью в голосе песню… ну, ты знаешь, на музыку Мериканто[56], „Там, где шумят березы“, так прочувствованно, как никогда прежде. И еще „Сделать жизнь сладостной друг для друга“. Среди публики сидел и господин Альберг. Интересно, о чем он думал?

— Она, верно, имеет в виду сделать жизнь дьявольской друг для друга, — пробормотал Сванте, слушавший пение за занавесом.

Подумать только, скоро конец семестра! Как прекрасно будет хоть ненадолго избавиться от школьных занятий и посвятить себя домашним заботам. Майкен уже начала уборку и перевернула с помощью Алиды весь дом вверх дном. Она считает, что никакого истинно христианского Рождества не может быть, если каждое окно не вымыто, пол в каждой комнате не натерт, а каждый серебряный нож не вычищен так, что в него можно смотреться, как в зеркало.

Ха-ха! Всего тебе хорошего! Надеюсь, мы успеем еще разок написать друг другу до Рождества.

Бритт Мари.

22 декабря

Дорогая Кайса!