Том 7. Дневники

Днем — шатаюсь. Вечером свел маленькую в цирк («бенефис клоуна Жакомино», непослушный Эмир, откормленные львы и Куприн в ложе).

10 января

Четвертое мое письмо (за два дня) Марии Павловне о том, что не могу ничего ответить ей по-настоящему. Потом — ей было неприятно, что я приложил цыганский романс с лицом г. Северского (хоть и замазанным).

11 января

Днем — мама, уютно.

Вечером маленькая — в концерте Кусевицкого.

Руманов (от Витте — на автомобиле, с запиской сенатора Кузминского, изобличающей Нейдгардта); интереснейший и таинственнейший человек, с которым жаль расставаться; какой-то особый (еще непонятно, почему) интерес и острота разговора с ним на многие и многие темы (Клюев, какие-то еще мужички, Маша Добролюбова, «правительственные» дела, Рерих, Сытин — все вместе).

12 января

Отвратительное письмо от Н. Н. Скворцовой. — Маленькая поздравляет тетю (там говорит с мамой).

13 января

Пришла «Русская мысль» (январь). Печальная, холодная, верная — и всем этим трогательная — заметка Брюсова обо мне. Между строками можно прочесть: «Скучно, приятель? Хотел сразу поймать птицу за хвост?» Скучно, скучно, неужели жизнь так и протянется — в чтении, писании, отделываньи, получении писем и отвечании на них? Но — лучше ли «гулять с кистенем в дремучем лесу»?

Сквозь все может просочиться «новая культура» (ужасное слово). И все может стать непроницаемым, тупым. Так у меня теперь.

Письмо от Васильева-Черникова — диковинного человека.

Собираюсь (давно) писать автобиографию Венгерову (скучно заниматься этим каждый год). Во всяком случае, надо написать, кроме никому не интересных и неизбежных сведений, что «есть такой человек» (я), который, как говорит З. Н. Гиппиус, думал больше о правде, чем о счастьи. Я искал «удовольствий», но никогда не надеялся на счастье. Оно приходило само и, приходя, как всегда, становилось сейчас же не собою. Я и теперь не жду его, бог с ним, оно — не человеческое.

Кстати, по поводу письма Скворцовой: пора разорвать все эти связи. Все известно заранее, все скучно, не нужно ни одной из сторон. Влюбляется или даже полюбит, — отсюда письма — груда писем, требовательность, застигание всегда не вовремя; она воображает (всякая, всякая), что я всегда хочу перестраивать свою душу на «ее лад». А после известного промежутка — брань. Бабье, какова бы ни была — 16-летняя девчонка или тридцатилетняя дама. Женоненавистничество бывает у меня периодически — теперь такой период.

Если бы я писал дневник и прежде, мне не приходилось бы постоянно делать эти скучные справки. Скучно писать и рыться в душе и памяти, так же как скучно делать вырезки из газет. Делаю все это, потому что потом понадобится.

15 января

Вчера днем корпел над III книгой. Вечером у мамы (она потрясена «Сашкой Жегулевым», я почти весь вечер разубеждал ее).

Сегодня корпел весь день. Дописал стихи (заключение III книги). Письмо от Н. Н. Скворцовой, на которое я, по крайней мере сегодня, не отвечаю.

Пишу О. К. Соколовой (в ответ на ее новое напоминание): я могу написать предисловие к ее дневнику (нужно Туманову и всякому издателю); но: предисловие ей может не понравиться. Второе: кто будет сокращать] Третье: кто будет держать корректуры? Прошу ее письменно разрешить мои недоумения. Если она согласна принять участие е издании, я прошу позволить написать предисловие и направить ее «к тому лицу, от которого печатанье будет зависеть».

Маленькая вечером у Адды Корвин (скучает).

16 января

Девятая годовщина Соловьевых. Думал и о них и о милом, бедном Сереже.

Додерживаю корректуры. Пишу благодарность Брюсову за его статью. Письмо от Вячеслава с предложением чествовать Бальмонта.

Такой же однообразный день, как многие предыдущие. Опустошенная душа. Я должен куда-нибудь уехать, ненадолго переменить жизнь.

Ответ от Соколовой — опять бестолковый и неделовой.

17 января

Вчера на ночь читал «Ад» Стриндберга. Сегодня утром — письмо от m-lle Скворцовой. На днях было письмо, в котором она зовет меня подлецом. После этого — письмо, в котором она «согласна помириться», если я отдам ей все свои стихи (бывшие и будущие). В сегодняшнем: я ни в чем не ошибался в том письме, за которое она меня назвала подлецом. — Если бы я был моложе, на меня все это производило бы сложное впечатление. Теперь производит только впечатление путаницы. Я смотрю (за окном мороз, солнце) на лампу в столовой и сосредоточенно думаю о том, как бы разрешить эту скучную путаницу. Вдруг вижу, что в лампу проникло сознание, на ней — фигурки драконов, хотя и довольно добродушных, — между резервуаром и колпаком. Так вот как следует, значит, поступать.

Днем лежу, дочитываю «Ад», пишу предисловие к Соколовой.

18 января

Днем лежу, читаю «Неугасимую лампаду».

Вечером — мама, — до поздней ночи разговариваем, все устали.

Утром в «Русском слове» — о юбилее Стриндберга.

19 января

Н. Н. Скворцовой: