Том 7. Гидеон Плениш. Статьи

— Нашелся-таки один народный представитель, который понимает, какая всему этому цена! — сказал Гид. — Эх, хорошо бы с ним потолковать и спросить, есть ли надежда добиться чего-нибудь при таком косном политическом аппарате.

— Что ж, давай попробуем.

Гид с одобрением отметил нахальство и предприимчивость своего друга-журналиста. Когда-нибудь он, возможно, сделает Хэтча издателем газеты.

По мнению швейцара, сенатор Кертшо скорее всего находился в комнате финансовой комиссии. Не догадываясь, что сенаторы ездят вверх и вниз в маленьких душных лифтах, наши юные искатели спустились по сверкающим ступеням парадной лестницы, которой до этого дня пользовались только уборщицы, воробьи и генерал Лью Уоллес.[16]

Гид ораторствовал:

— Ну, конечно, наши поборники свободы забавляются тут всякой законодательной чепухой, в то время как вдовы голодают, а мирмидоны, или как их там, расправляются с возмутившимися рабами наемного труда! Скоро выдумают еще красить носы продавцам пива в красный цвет, чтобы трассировать… то есть нет, форсировать сбыт Роверского эля и портера, и особый налог введут для этой цели. Теперь мне ясно, что я должен посвятить себя политической деятельности и расчистить эту мусорную яму.

В комнате финансовой комиссии их глазам представились голые оштукатуренные стены и стальные картотечные шкафы. Сенатор Кертшо, сидя у массивного стола, читал зенитскую «Адвокат тайме»-страницу спорта.

— Здравствуйте, сенатор, — сказал Гид.

— Э?

— Мы студенты из Адельбертского колледжа.

— Ну и что же?

— Я заметил, как вас рассмешил этот билль о пивоварне «Изящная Жизнь».

— То есть как это «рассмешил»? Очень своевременный билль. Что вам от меня нужно?

— Да сказать откровенно, я хотел поговорить о том, чтобы мне начать политическую деятельность.

— Двадцать один год есть? Вы гражданин Соединенных Штатов? Так за чем же дело стало? При чем здесь я?

— Я боюсь, не окажется ли это сложновато для человека, окончившего колледж.

— Почему? Вот я окончил колледж и занимаюсь политикой. Было время, я даже преподавал на юридическом факультете и, верно, так же совал всюду свой длинный нос, как вы — свою толстую физиономию.

— Я не толстый.

— Еще растолстеете. А как именно вы намерены использовать в политике ваши познания из области фольклора доисторического человека?

В Гиде накипал благородный гнев.

— Я бы стал отстаивать права народа, вот что, и добиваться сокращения рабочего дня и удлинения… то есть, конечно, повышения заработной платы, но, конечно, не допуская тирании профсоюзов. И бы ополчился на эти объединения хищнических интересов, которые…

— Какие именно хищнические интересы вы имеете в виду? Фермерский блок, или Медицинскую Ассоциацию, или Методистскую Церковь, или вашу Адельбертскую Атлетическую Ассоциацию?

— Вы отлично понимаете, что я имею в виду! Во всяком случае, я предпринял бы что-нибудь в области правосудия и просвещения и… в общем, Основных Проблем, а не стал бы тратить общественное время на всякую ерунду, вроде намордников и лимбургского сыра!

— А кому, по-вашему, народ поручает следить за тем, чтобы у нас был доброкачественный лимбургский сыр и чтобы наши инспектора умели отличить сыр от Эвклида? Вы думаете, это делается само собой или для этого нужно молиться богу, перечитывать Геттисбергскую речь Линкольна[17] и слушать лекции Эммы Гольдман? Если вас обсчитывает трамвайный кондуктор, или мэр назначает начальника полиции, который берет взятки, или вам продают тухлые яйца, или у вас ломается рессора на скверной дороге, кто виноват? Законодатели штата! И тогда вы нас больше не избираете. Мы вам не актеры, разыгрывающие «Юлия Цезаря». Мы служащие, и притом плохо оплачиваемые, и стараемся делать то, что нужно гражданам, или что они считают нужным, или что объявил нужным какой-нибудь мальчишка-оратор с берегов Платты, вроде вас. Хотите заниматься политикой — прекрасно! Ступайте в комитет своего округа, где вас сумеют оценить, и скажите, что вы решили в ближайшее время спасти страну. Они там, наверно, зарыдают от счастья, а меня уж вы оставьте в покое! Я ушел с заседания не потому, что мне было скучно или смешно, а потому, что у меня зуб разболелся. И болит все сильней и сильней.

Первые десять миль в поезде, уносившем их в Адельберт, Гид ни слова не сказал безмолвному Хэтчу. Потом его прорвало:

— Вот что я тебе скажу. Он тысячу раз прав. Я просто студентишка-дилетант. И я действительно толстею. Я ни черта не смыслю в том, как управляют государством. Этот сенатор посбил с меня спеси. И мыслить философски я не умею. Вот сегодня я прочел в зенитской газете вопрос: «Если бы случился пожар, что вы бросились бы спасать — Джоконду или двухлетнего ребенка?» А я не знаю.

— Тот шутник, который придумал этот вопрос, тоже не знал.