Том 7. Гидеон Плениш. Статьи

В кирпичном доме его отца в Вулкане семейные связи ощущались мало — разве только в глухой вражде, отделявшей детей от родителей и брата от брата. У профессора Плениша было двое братьев и сестра, но с тех пор, как он покинул родной дом, они для него существовали только теоретически.

На этот раз, на рождество, Пиони повезла его в Фарибо, к своим, к Уипплу Джексону, приходскому старосте и оптовому торговцу бакалеей. Дом был переполнен братьями, сестрами, тетками, собраниями сочинений Вальтера Скотта и Вашингтона Ирвинга, сливочной помадкой, плумпудингом, игрой на мандолине, ромовым пуншем и общими молитвами, за которыми немедленно следовал общий смех. Большой белый дом, от которого, как брызги от фонтана, разбегались во все стороны флигельки и крылечки, стоял близ церкви Непорочного Зачатия над величавой Кэннон-Ривер, на другом берегу которой теснились башенки целого выводка начальных школ.

Ректор Булл простил Пиони и профессора Плениша; по-видимому, он даже усмотрел в этом отличный выход. Он и престарелый декан согласились на том, что Пиони допустят к посещению лекций в качестве вольнослушательницы, а впоследствии найдут законный способ обойти закон и выдать ей диплом об окончании.

Текла пригласила Пиони на чашку чая и дала ей ряд полезных советов, как покупать филейную вырезку. Но доктор Эдит Минтон посмотрела на профессора Плениша с недоумением и даже страхом в глазах. Это было единственное обстоятельство, которое требовалось забыть, чтобы не портить веселого рождества. Он так и сделал, и все обошлось как нельзя лучше.

Прием, оказанный ему в доме Джексонов, был таким же сердечным, как прощение, дарованное в Кинникинике. Уиппл Джексон был жилистый подвижной человек, добродушного нрава и с идеями.

— Гидеон, мой мальчик, — сказал он. — Я слышал от Пиони, что у вас есть желание заняться политикой.

— Как вам сказать… Во всяком случае, я не собираюсь учительствовать всю жизнь.

— Ну что ж, если надумаете основаться в наших краях, дайте мне знать, я вам и дело найду и познакомлю с настоящими людьми. Вам понравится Фарибо: наши начальные школы — лучшие в округе, а потом знаете ли вы, что Фарибо-мировая столица пионов? Оттого я и дочке такое имя дал. Но если вы собираетесь заняться политикой… Как у вас насчет религии, Гид?

— Я пресвитерианец.

— Что ж, это неплохо. Избирателям нравится, когда человек либерален в вопросах морали и строг в вопросах религии. Ну, а в какой-нибудь ложе вы состоите? Масонов? Тайных братьев?[38] Лосей?[39] Новых Дровосеков? Рыцарей Пифии?[40] Нет? Мой совет — вступите во все сразу: приобретете много друзей, и все они будут голосовать за вас, а я, как патриот и добрый христианин, скажу вам: единственное, о чем следует заботиться политическому деятелю, — это голоса. М-м?

— Совершенно верно, совершенно верно! — горячо согласился профессор Плениш, радуясь тому, что у него появилась семья, где он может рассчитывать на поддержку и руководство.

В 1922 году во время пасхальных каникул состоялось их бракосочетание, с епископом в главной роли. Но если на свадьбе Пиони выступала всего лишь на амплуа инженю, то по возвращении в Кинникиник она сразу же перешла в премьерши, и это она выбрала китайский, красный с золотом шкафчик, чтобы оживить общий вид их гостиной, а профессор Плениш был так полон своей любовью, что тут же одобрил его.

10

Декан Кинникиникского колледжа, декан Гидеон Плениш (он был еще зеленым деканом — осенью 1926 года исполнился всего год, как он занял этот высокий пост) благополучно заканчивал просмотр и утверждение индивидуальных расписаний студентов — унылая процедура, повторяющаяся из года в год. Добродушно усмехаясь, он поглядывал на худенькую девушку с кудряшками, смущенно прятавшую от него глаза.

— Так не годится, мисс Джейнс. Очень уж однобокое у вас получилось расписание. Три курса по литературе! Где же это видано? «Новая английская поэзия», «История романа» и «Чосер и Спенсер». Что вы собираетесь делать после колледжа? Хотите стать педагогом?

— Нет, вряд ли.

— Тогда что же? Работать в газете? Писать рассказы?

— Я помолвлена и, как только окончу, выйду замуж.

— Так, боже мой, зачем же вам столько книжной премудрости? Чтобы вести хозяйство, она не нужна. Какие у вас, собственно, соображения?

— Да никаких. Я просто люблю читать.

— Ну, если это доставляет вам удовольствие, пожалуйста, занимайтесь литературой, я не возражаю.

Оставшись наконец один в своем новом кабинете с перегородкой из дуба и матового стекла, с портретами профессора Эдварда Ли Торндайка[41] и президента Кулиджа, он похвалил себя за то, что был с ней так великодушен и обходителен. А между тем даже сейчас, после летнего отпуска, проведенного на озере Галл, он ощущал некоторое утомление от назойливых приставаний не в меру бойких студентов, явно воображавших, что они знают больше, чем он.