Том 7. Изборник. Рукописные книги

Забыв о родине своей,
Мы торжествуем новоселье, –
Какое буйное веселье!
Какое пиршество страстей!

Но всё проходит, гаснут страсти,

Скучна весёлость наконец;
Седин серебряный венец
Носить иль снять не в нашей власти.

Всё чаще станем повторять

Судьбе и жизни укоризны.
И тихий мир своей отчизны
Нам всё отрадней вспоминать.

«Всё почивающее свято…»

Всё почивающее свято,
В смятеньи жизни – зло и грех.
Томила жизнь меня когда-то
Надеждой лживою утех.

Её соблазны были многи,

И утомленья без числа.
В великолепные чертоги
Она мечты мои звала,
И на жестокие дороги
Меня коварно увлекла.

Но близость кроткой смерти чуя,

Уснули гордые мечты.
Я жду смиренно, не тоскуя,
Благой и вещей темноты.

И если жить мне надо снова,

С собой я жизни принесу
Успокоения святого
Невозмутимую красу.

«Наслаждаяся любовью, лобызая милый лик…»

Наслаждаяся любовью, лобызая милый лик,
Я услышал над собою, и узнал зловещий клик.
И приникши к изголовью, обагрённый жаркой кровью,
Мой двойник, сверкая взором, издевался над любовью,

Засверкала сталь кинжала, и кинжал вонзился в грудь,

И она легла спокойно, а двойник сказал: «Забудь.
Надо быть как злое жало, жало светлого кинжала,
Что вонзилось прямо в сердце, но любя не угрожало».

«Изнемогающая вялость…»

Изнемогающая вялость,
За что-то мстящая тоска, –
В долинах – бледная усталость,
На небе – злые облака.

Не видно счастья голубого, –

Его затмили злые сны.
Лучи светила золотого
Седой тоской поглощены.

«В паденьи дня к закату своему…»

В паденьи дня к закату своему
Есть нечто мстительное, злое.
Не ты ли призывал покой и тьму,
Изнемогая в ярком зное?

Не ты ль хулил неистовство лучей

Владыки пламенного, Змия,
И прославлял блаженный мир ночей
И звёзды ясные, благие?

И вот сбылось, – пылающий поник,

И далеко упали тени.
Земля свежа. Дианин ясный лик
Восходит, полон сладкой лени.

И он зовёт к безгласной тишине,

И лишь затем он смотрит в очи,
Чтобы внушить мечту о долгом сне,
О долгой, – бесконечной, – ночи.

«Живы дети, только дети…»

Живы дети, только дети, –
Мы мертвы, давно мертвы.
Смерть шатается на свете
И махает, словно плетью,
Уплетённой туго сетью
Возле каждой головы.

Хоть и даст она отсрочку –

Год, неделю или ночь,
Но поставит всё же точку,
И укатит в чёрной тачке,
Сотрясая в дикой скачке,
Из земного мира прочь.

Торопись дышать сильнее,

Жди, – придёт и твой черёд.
Задыхайся, цепенея,
Леденея перед нею.
Срок пройдёт, – подставишь шею, –
Ночь, неделя или год.

«В тебя, безмолвную, ночную…»