Том 7. Художественная проза 1840-1855

Он вошел в комнату довольно просторную, по стенам которой помещались высокие шкапы. Поперек тянулся прилавок, захватывавший крайнее окно, у которого, как сообразил Хлыщов, показывалась ему интересная красильщица. У другого окна стояла огромная вешалка, заваленная распоротыми платьями, салопами, сюртуками и другими принадлежностями мужской и женской одежды разных цветов и размеров; к каждой вещи приколот был булавкой ярлык с нумером. Хлыщов был поражен таким разнообразным смешением одежд и думал, что если б собрать в одну кучу их владельцев, то вышло бы не менее разнообразное и занимательное смешение лиц. Два шкапа были полураскрыты: в них висели, также каждый с своим нумером, разноцветные лоскутья сукна, ситцу, шелковых и шерстяных материй, намекавшие своей формой иногда довольно ясно, какого рода одеяния были распороты и подвергнуты перекраске и каких размеров были люди, носившие их в первоначальном виде.

– Славно у вас красят, – сказал Хлыщов, рассматривая перекрашенные лоскутья, – только долго ли держится краска?

– Как долго? – сказала хозяйка не совсем чистым русским языком, которому мы не будем подражать. – Всегда!

– Уж будто? – возразил с приятной улыбкой Хлыщов.

– Попробуйте! – отвечала хозяйка. – Что вам угодно?

– Что? – сказал Хлыщов. – Вы изволите спрашивать, что мне угодно?

Молчание.

– А вы не ждали, чтоб я к вам вошел? – продолжал он. – И если б я вошел так, без всякой причины, небось рассердились бы?

Молчание.

– Вы довольны, что я зашел? или вам всё равно?

– Всё равно, – отвечала немка.

При таком неожиданном ответе герой наш решительно подумал, что немка глупа.

– Нет! как всё равно? – поправилась она с испугом, медленно одумываясь и видимо недовольная своей оплошностью. – Мне очень приятно!

– А! – значительно произнес обрадованный Хлыщов.

– Муж бранит, что нынче совсем мало работы, – дополнила немка, – вы, верно, пришли…

– Муж? так у вас есть муж?

– Да, муж!

– А где он?

– Там, – отвечала немка, указывая пальцем в пол.

– Внизу?

– Да.

– А что он делает внизу?

– Красит.

– Так у вас там красильня?

– Мастерская, – отвечала красильщица,

– А там что? – спросил Хлыщов, указывая на дверь в соседнюю комнату.

– Там… столовая.

– А там, дальше столовой?

– Спальня, – отвечала немка.

– Н-да. Ну а там, после спальни?

– Там кухня.

– А после кухни?

– Там ничего… там лестница вниз…

– В красильню? – подхватил Хлыщов.

Ему нравились простодушные ответы и особенно замешательство красильщицы, при котором она раскрывала рот шире обыкновенного и устремляла к потолку синие большие глаза, чрезвычайно схожие с глазами самого Хлыщова, напоминавшими, как уже сказано выше, глаза большой рыбы, вытащенной на берег.

– Так у вас мало работы? – спросил он.

– Теперь мало.

– И мул? сердится?

– Очень.

– Вот я вам принес работы и принесу еще…

– Вам выкрасить или перекрасить? – с живостью перебила хозяйка.

– Перекрасить… Не то чтобы перекрасить, – поправился Хлыщов, – я перекрашенных вещей до ношу, к счастию, не имею в том нужды, а если что вымарается, отдаю человеку… А тут особенное обстоятельство: вымарался в дороге мой любимый фуляр… мне его подарили – дорога память…

Довольный последней фразой, слетевшей с языка совершенно экспромтом, по как нельзя более кстати, Хлыщов достал фуляр и показал его хозяйке.

– Можно, – сказала она. – В какую краску?

– В какую хотите.

Я предоставляю вашему вкусу и вполне уверен…

Он грациозно принагнул голову.

– Нет, уж лучше вы сами назначьте, – сказала хозяйка, – а то после…

– Ха-ха-ха! Что вы думаете?.. Разве вам случалось?.. Нет, я вам скажу… я…

– Нет, нет, нет! – возразила немка, неожиданно оживляясь. – Вот подавно тоже господин, как и вы, богатый, принес перекрасить… одну вещь… одну (она, очевидно, затруднялась в выражении)… принес и оставил перекрасить в дикую краску. Перекрасили, а он посмотрел и рассердился. Я, говорит, велел в дикую, а вы перекрасили в серую… Я серый цвет не люблю и никогда но ношу. Рассердился так! Отдайте, говорит, мне… мою вещь такую, как была… А где нам взять её, такую? Муж так сердился, бранил… всё ты, говорит: по расспросила хорошенько!

– Удивляюсь, – воскликнул Хлыщов с неподдельным негодованием, – удивляюсь, как находятся такие люди! Кажется, один пол должен бы обезоружить… Будьте спокойны, сударыня, если уж вы сами не хотите назначить, так пожалуй… Да вот чего лучше? О какой там краске у вас расписано? – заключил он, увидав пачку объявлений у конторки.

Хозяйка подала ему объявление. Хлыщов прочел:

БРАТЬЕВ ДИРЛИНГ и К^о

НОВОИЗОБРЕТЕННАЯ ПРИВИЛЕГИРОВАННАЯ КРАСКА,

НЕ ЛИНЯЮЩАЯ НИ ОТ ВОДЫ, НИ ОТ СОЛНЦА

И НАВСЕГДА

СОХРАНЯЮЩАЯ СВОЙ

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ГУСТО-ЗЕЛЕНЫЙ ЦВЕТ

С БРОНЗОВЫМ ОТЛИВОМ

– Уж будто никогда не линяет? – спросил он шутливо.

– Никогда.

– Знаю я, знаю ваши объявления! Написать всё можно – бумага терпит. А посмотришь: через недолго удивительная зеленая краска порыжеет, как вохра… Ха-ха-ха!