Том 7. Художественная проза 1840-1855

– Он получил накануне отъезда в Рим довольно значительную сумму денег; еще у него было несколько дорогих вещей; платье его тоже было богато и нарядно. Он велел мне продать всё, и я купила ему скромную одежду, в которой он теперь.

– Фанни! Что ты так долго говоришь? Я слышу вечерний благовест. Рим недалеко; я узнал колокол церкви св. Петра; пойдем; мне хочется застать вечерню, чтоб принести благодарение богу за благополучное окончание нашего путешествия.

– Разве он был уже в Риме? – спросила Ангелика.

– Видно, что был, если слышал уже этот колокол; но он мне об этом ничего не говорил… Прощайте, синьора; он торопит меня.

– Ах, милая Фанни, мне так жалко его. Погоди немного, мне хочется еще порасспросить тебя: может быть, я могу вам быть полезна…

– Сейчас, Фриц! Еще одну минуту…

– Ради бога, – сказала Ангелика, – не говорил ли он тебе, зачем ему нужно быть в Риме?

– Нет, синьора. Вы так добры, что я не посмела бы скрыть от вас. Должно предполагать, что он кого-то ищет. Когда мы стали подходить к Риму, он сказал мне: «Фанни! я дам тебе два портрета, когда мы придем! в Риме живут два человека, с которых списаны эти портреты; когда ты увидишь мужчину и женщину, на них похожих, то скажи мне…»

В это время подъехал к ним молодой человек. Ангелика поспешила скрыть свое волнение и обратилась к своему спутнику.

– Я ожидал, что вы догоните меня, и проскучал целый час…

– Я засмотрелась на природу. Посмотрите, какие прекрасные виды!

– Да, правда; местоположение здесь очень хорошее. Однако ж пора кончить нашу прогулку.

– Приходите ко мне, когда будете в Риме: я постараюсь быть полезною несчастному слепцу. Спросите, где живет синьора Франческа, и вам всякий покажет, – сказала дама, поравнявшись с уходящей Фанни.

* * *

На другой день Фанни привела слепца в великолепные чертоги первой певицы Рима. Она уже ожидала его с каким-то тайным страхом и волнением.

Она употребила все старания, чтоб расположить в свою пользу недоверчивый ум слепца. Кроме сострадания, какое-то тайное чувство влекло ее к нему и побуждало сблизиться с ним, узнать его сердечные тайны.

– Не знаю, – сказал слепец, – чем я заслужил вашу благосклонность, но я не посмел пренебречь приглашения дамы и смело пришел к вам, потому что моя милая Фанни сказала мне, что вы ангел доброты…

– Не могу ли я быть чем полезна вам? Ваша судьба трогает мое сердце. Я сама несчастна, сама перенесла много горя…

– Благодарю судьбу, что я нашел сердце, которое может понять меня.

– Отчего лицо ваше так бледно и встревоженно, брови мрачно нахмурены, лоб сморщен прежде времени?

– Ах, синьора, долго бы было рассказывать мои несчастия, и я не затем пришел, чтоб мучить ими сердце ваше, – я уверен, что сотая часть их может тронуть его; но если вы так добры, что вызываетесь помочь мне, то окажите услугу страдальцу, от которой, может быть, зависит последняя радость, которую вкусить дозволила ему судьба в этом мире…

– Что такое? Говорите, я пойму вас, я умею понимать несчастных…

– Вы бываете в лучшем обществе Рима, участвуете во всех его празднествах и потому имеете много знакомства. В одном с вами кругу, если не ошибаюсь, находятся два человека, которых я ищу и которых найти мне необходимо.

– Но как узнать их?

– Вот два портрета, которые вам помогут, благородная синьора. Взгляните, вы, верно, уже знакомы с теми, чьи они?

– Где вы взяли эти портреты? О, говорите, говорите! – воскликнула она с изумлением.

– Они – моя собственность.

– Знаете ли вы тех, с кого они списаны?

– О, как не знать: один из них – портрет моей жены, другой – портрет моего прежнего друга.

Ангелика пронзительно вскрикнула и едва не упала. Потом она пристально взглянула на слепца.

– Говорите громче, синьора: я не слышу.

– Ступайте, ступайте скорее отсюда! Благодарите судьбу за ваше несчастное состояние, которое обезоруживает меня! Ступайте вон, или я прикажу вас вывести!

– Что вы говорите? Мне послышалось, что и вы переменили сострадание на гнев к человеку, которого все невинно преследуют…

– Невинно?

– Друг предал меня, жена, которую я любил больше жизни моей, отплатила мне изменой за самую постоянную верность.

– Верность?

– Что с вами? – спросил слепец, начинавший замечать ее беспокойство.

– Боже мой, что открывается глазам моим! Но я должна всё узнать!.. Продолжайте; ваш рассказ испугал меня: я не могу равнодушно слушать несчастных; но я буду хладнокровнее, – прибавила она громче и с нетерпением ожидала ответа.

– Горе научило меня быть осторожным, но ваше участие побеждает мою опытность. Слушайте, я вам всё скажу, и сознайтесь потом, что я говорил правду, когда называл себя обиженным судьбой и людьми.

– О, говорите, говорите!