Том 7. Критика и публицистика

Кониский написал также несколько стихотворений русских, польских и латинских. В художественном отношении они имеют мало достоинства, хотя в них и виден дух мыслящий. Следующая элегия показалась нам достопримечательна:

Серпа  ожидают  созрелые  класы;
       А нам  вестники  смерти  — седые  власы.
О!  смертный, беспечный, посмотри  в  зерцало:
       Ты  сед, как  пятьдесят  лет  тебе миновало,
Как  же ты собрался  в смертную дорогу?
       С чем  ты  предстанешь правосудному богу?
Путь смертный безвестен  и  полон  разбоя:
       Искусного, храброго требует  конвоя.
Кто  ж тебя  поведет и за  тебя сразится?
       Друг, проводив тебя  к  гробу, в дом  возвратится.
Изнеможешь, пеший  таща  грехов  ношу!
       Ах!  тут-то  нужно  иметь подмогу хорошу.
Подмогу,  какая дана  Сикеоту:
       Но  — та дана  слезам,  кровавому поту.
А ты  много ли  плакал  за  грехи? Считайся.
       Не  весь ли  век  твой  есть цепь грехов? Признайся.
Ах!  вижу, ты  нагиш, как родила  мати:
       Ни  лоскутка  на душе твоей  не сыскати!
Поверь же, не  внидешь в  небесны чертоги:
       В  ад  тебя  низринут, связав руки,  ноги.
Без  масла дел  благих  гаснет свеча  веры;
       Затворятся  брачные буим девам двери.
Может  быть, при  смерти, «помяни  мя» скажешь
       И  тем уста свои  навсегда  завяжешь.
И  так, доколе древа  топор не  коснется,
       Плод  добрых  дел  тебе  принесть остается.

Но главное произведение Кониского остается до сих пор неизданным: «История Малороссии» известна только в рукописи. Георгий написал ее с целию государственною. Когда императрица Екатерина учредила Комиссию о составлении нового уложения, тогда депутат малороссийского шляхетства, Андрей Григорьевич Полетика, обратился к Георгию, как к человеку, сведущему в старинных правах и постановлениях сего края. Кониский, справедливо полагая, что одна только история народа может объяснить истинные требования оного, принялся за свой важный труд и совершил его с удивительным успехом. Он сочетал поэтическую свежесть летописи с критикой, необходимой в истории. Не говорю здесь о некоторых этнографических и этимологических объяснениях, помещенных им в начале его книги, которые перенес он в историю из хроники, не видя в них никакой существенной важности и не находя нужным противоречить общепринятым в то время понятиям. Под словом критики я разумею глубокое изучение достоверных событий и ясное, остроумное изложение их истинных причин и последствий.

Смелый и добросовестный в своих показаниях, Кониский не чужд некоторого невольного пристрастия. Ненависть к изуверству католическому и угнетениям, коим он сам так деятельно противился, отзывается в красноречивых его повествованиях. Любовь к родине часто увлекает его за пределы строгой справедливости. Должно заметить, что чем ближе подходит он к настоящему времени, тем искреннее, небрежнее и сильнее становится его рассказ. Он любит говорить о подробностях войны и описывает битвы с удивительною точностию. Видно, что сердце дворянина еще бьется в нем под иноческою рясою. (Кониский происходил от старинного шляхетского роду и этим вовсе не пренебрегал, как видно даже из эпитафии, вырезанной над его гробом и сочиненной им самим.) Множество мест в «Истории Малороссии» суть картины, начертанные кистию великого живописца. Дабы дать о нем некоторое понятие тем, которые еще не читали его, помещаем здесь два отрывка из его рукописи.

Введение унии