Том 7. Критика и публицистика

Император Александр, вступив на престол, вспомнил о Радищеве и, извиняя в нем то, что можно было приписать пылкости молодых лет и заблуждениям века, увидел в сочинителе Путешествия отвращение от многих злоупотреблений и некоторые благонамеренные виды. Он определил Радищева в комиссию составления законов и приказал ему изложить свои мысли касательно некоторых гражданских постановлений. Бедный Радищев, увлеченный предметом, некогда близким к его умозрительным занятиям, вспомнил старину и в проекте, представленном начальству, предался своим прежним мечтаниям. Граф Завадовский удивился молодости его седин и сказал ему с дружеским упреком: «Эх, Александр Николаевич, охота тебе пустословить по-прежнему! или мало тебе было Сибири?» В этих словах Радищев увидел угрозу. Огорченный и испуганный, он возвратился домой, вспомнил о друге своей молодости, об лейпцигском студенте, подавшем ему некогда первую мысль о самоубийстве, и… отравился. Конец, им давно предвиденный и который он сам себе напророчил!

Сочинения Радищева в стихах и прозе (кроме Путешествия) изданы были в 1807 году. Самое пространное из его сочинений есть философическое рассуждение О Человеке, о его смертности и бессмертии. Умствования оного пошлы и не оживлены слогом. Радищев хотя и вооружается противу материализма, но в нем всё еще виден ученик Гельвеция. Он охотнее излагает, нежели опровергает доводы чистого афеизма. Между статьями литературными замечательно его суждение о Тилемахиде и о Тредьяковском, которого он любил по тому же самому чувству, которое заставило его бранить Ломоносова: из отвращения от общепринятых мнений. В стихах лучшее произведение его есть «Осьмнадцатый век», лирическое стихотворение, писанное древним элегическим размером, где находятся следующие стихи, столь замечательные под его пером.

Урна  времян часы  изливает  каплям  подобно,
        Капли  в  ручьи собрались;  в  реки  ручьи  возросли,
И  на дальнейшем брегу изливают  пенистые  волны
        Вечности  в море, а  там  нет  ни  предел,  ни  брегов.
Не  возвышался  там остров,  ни  дна  там  лот  не  находит;
        Веки  в него протекли,  в нем  исчезает  их  след,
Но  знаменито  во  веки своею  кровавой струею
        С  звуками  грома  течет  наше  столетье  туда,
И  сокрушен  наконец  корабль, надежды  несущий,
        Пристани  близок  уже,  в  водоворот  поглощен.
Счастие  и  добродетель и  вольность пожрал  омут  ярый,
        Зри,  восплывают  еще страшны обломки  в  струе.
Нет,  ты  не будешь забвенно, столетье безумно и  мудро,
        Будешь проклято  во  век,  в  век удивлением  всех,
Кровь в  твоей  колыбели,  припевные  громы  сражений.
        Ах, омочен  в  крови  век,  ты  ниспадаешь во  гроб.
Но  зри,  две  вознеслися  скалы  во  среде  струй  кровавых.
        Екатерина  и  Петр,  вечности  чада!  и  росс.

Первая песнь «Бовы» имеет также достоинство. Характер Бовы обрисован оригинально, и разговор его с Каргою забавен. Жаль, что в «Бове», как и в «Алеше Поповиче», другой его поэме, не включенной, не знаем почему, в собрание его сочинений, нет и тени народности, необходимой в творениях такого рода; но Радищев думал подражать Вольтеру, потому что он вечно кому-нибудь да подражал. Вообще Радищев писал лучше стихами, нежели прозою. В ней не имел он образца, а Ломоносов, Херасков, Державин и Костров успели уже обработать наш стихотворный язык.

Путешествие в Москву, причина его несчастия и славы, есть, как уже мы сказали, очень посредственное произведение, не говоря даже о варварском слоге. Сетования на несчастное состояние народа, на насилие вельмож и проч. преувеличены и пошлы. Порывы чувствительности, жеманной и надутой, иногда чрезвычайно смешны. Мы бы могли подтвердить суждение наше множеством выписок. Но читателю стоит открыть его книгу наудачу, чтоб удостовериться в истине нами сказанного.