Том 7. Критика и публицистика

 — Так как мы теперь одни, то я хочу посмеяться: представляю вам моих шутов. Когда мы находимся в веселом духе, тогда они бывают очень забавны. Мы все пишем стихи, даже и мой старый Мильтон.

М и л ь т о н    (с досадою).

Старый Мильтон! Извините, милорд: я девятью годами моложе вас.

К р о м в е л ь.

Как угодно.

М и л ь т о н.

Вы родились в 99, а я в 608.

К р о м в е л ь.

Какое свежее воспоминание!

М и л ь т о н    (с живостию).

Вы бы могли обходиться со мною учтивее: я сын нотариуса, городового альдермана.

К р о м в е л ь.

Ну, не сердись  — я знаю, что ты великий феолог и даже хороший стихотворец, хотя пониже Вайверса и Дона,

М и л ь т о н    (говоря сам про себя).

Пониже! как это слово жестоко! Но погодим. Увидят, отказало ли мне небо в своих дарах. Потомство мне судия. Оно поймет мою Еву, падающую в адскую ночь, как сладкое сновидение; Адама, преступного и доброго, и Неукротимого духа, царствующего также над одною вечностию, высокого в своем отчаянии, глубокого в безумии, исходящего из огненного озера, которое бьет он огромным своим крылом! Ибо пламенный гений во мне работает. Я обдумываю, молча

, странное намерение. Я живу в мысли моей, и ею Мильтон утешен: так, я хочу в свою очередь создать свой мир между адом, землею и небом.

Л о р д    Р о ч е с т е р    (про себя).

Что он там городит?

О д и н    и з    ш у т о в.

Смешной мечтатель!

К р о м в е л ь    (пожимая плечами).

Твой Иконокласт

очень хорошая книга, но твой черт, Левиафан… (смеясь) очень плох…

М и л ь т о н    (сквозь зубы, с негодованием).

И Кромвель смеется над моим Сатаною!

Р о ч е с т е р (подходит к нему).

Г-н Мильтон!

М и л ь т о н    (не слыша его и оборотясь к Кромвелю).

Он это говорит из зависти.

Р о ч е с т е р    (Мильтону, который слушает его с рассеянностию).

По чести вы не понимаете поэзию. Вы умны, но у вас недостает вкуса. Послушайте: французы учители наши во всем. Изучайте Ракана, читайте его пастушеские стихотворения. Пусть Аминта и Тирсис гуляют у вас по лугам; пусть она ведет за собою барашка на голубой ленточке. Но Ева, Адам, ад, огненное озеро! Сатана голый, с опаленными крыльями! Другое дело: кабы вы его прикрыли щегольским платьем; кабы вы дали ему огромный парик и шлем с золотою шишкою, розовый камзол и мантию флорентийскую, как недавно видел я во французской опере Солнце в праздничном кафтане.

М и л ь т о н    (удивленный).

Это что за пустословие?

Р о ч е с т е р    (кусая губы).

Опять я забылся! Я, сударь, шутил.

М и л ь т о н.

Очень глупая шутка!