Том 7. Пьесы

Шура. Кто муж Клавы Игнатюк? Этот гражданин? Здравствуйте. Муж Клавы Игнатюк — вот он. (Показывает на Костю.) Товарищ Галушкин. А это какой-то жулик. Он еще сегодня утром, когда я заменяла Филиппа Максимовича, делал покушение проникнуть в наш дом, морочил мне голову какими-то детскими кроватками, только я его не пустила. А он, видите, все-таки как-то пробрался.

Директор. Что? Так это не муж Клавы Игнатюк?

Шура. Конечно. Какой он ей муж! Разве он похож на такого мужа? Муж — вот он!

Швейцар. Они мне сказали, что муж Клавы Игнатюк. Гражданин, вы муж товарища Игнатюк?

Зайцев. Нет, я не муж товарища Игнатюк.

Клава. Это просто какой-то самозванец.

Директор. Ах, так! (Грозно.) Позвольте! Значит, вы самозванец?

Зайцев. Да. Я извиняюсь. Я самозванец.

Директор. Товарищи, вы слышите? Это самозванец. И главное — где?! В «Сыроежках»! Самозванец в «Сыроежках»! Вы видели что-нибудь подобное?!

Швейцар. А ну, гражданин самозванец…

Зайцев. Роза, ты видишь, меня забирают.

Швейцар. Пойдем!

Роза Еремеевна. Куда вы хотите вести моего мужа?

Швейцар. В милицию.

Роза Еремеевна. Ты — самозванец? Мне дурно! Зачем ты это сделал?

Зайцев. Исключительно ради детей. Товарищи, выслушайте меня! У меня не было корыстных побуждений. У меня не было другого выхода. Поймите, сегодня воскресенье, седьмое, завтра понедельник, восьмое…

Швейцар. Гражданин, пойдем.

Зайцев. Не пойду! Прежде чем я по поймаю Миусова, я никуда не пойду. Заявляю категорически. Слышите! Где Миусов? Сегодня седьмое, завтра восьмое, послезавтра девятое. База закрывается на капитальный ремонт девятого. Ясли мы обязаны открыть пятнадцатого. Для этого краску необходимо получить не позже десятого. Документы на краску нужно провести через бухгалтерию главного управления не позже десяти восьмого. А без резолюции товарища Миусова это невозможно! Но Миусов приезжает на работу в одиннадцать. Значит, восьмое пропадает. А база закрывается на капитальный ремонт девятого. Остается седьмое, сегодня. Так что если я сегодня не буду иметь на руках резолюции товарища Миусова, то мы останемся без краски. Я должен иметь краску десятого, для меня это вопрос чести. И я буду ее иметь десятого — кровь из носа! Где Миусов? Пусть он напишет: «Выдать», — и тогда водите меня, куда хотите.

Швейцар. Гражданин самозванец, не задерживайтесь.

Зайцев. Пустите меня! Где Миусов? Дайте мне Миусова!

Клава. В самом деле, товарищ, вы же видите, что человек болеет за свое дело. Не трогайте его. Пусть получит резолюцию.

Зайцев. Спасибо вам, товарищ Клава. Большое вам спасибо. Вы меня морально поддержали… (Кричит.) Товарищ Миусов! Вот несчастье! Пропал человек! Прямо-таки черт знает что! (С досадой стучит кулаком по часам.)

В часах возня, и вдруг часы начинают громко и лихорадочно часто бить без счету. Все остолбенели.

Явление XXVII

Дверь часов отворяется, и, почти задушенный какими-то цепями и гирями, появляется Миусов.

Зайцев. А, вы здесь!

Миусов. Послушайте…

Зайцев. Пишите!

Миусов. Ради бога, профессор…

Зайцев. Пишите, у меня нет времени. Меня ведут в милицию.

Миусов. Писать?

Зайцев. Да, пишите.

Миусов. Хорошо, профессор, я напишу все, что вы хотите. Что писать?

Зайцев. Всего два слова. Вот здесь: «Выдать. Миусов».

Миусов. Выдать?

Зайцев. Да. Высококачественную белую эмалевую краску.

Миусов. Простите, я не совсем… Вы профессор Дудкин?

Зайцев. Что вы! Напротив. Я Зайцев. Я вас ловлю целый день и не могу поймать. Но теперь, слава богу, все в порядке.

Миусов. Позвольте, значит, вы не Дудкин?

Зайцев. Нет, нет! Я Зайцев, агент по снабжению детских домов и яслей инвентарем и ремонтными материалами. Пятнадцатого мы должны открыть во что бы то ни стало ясли в Кошатниковом переулке, все уже есть, но не хватает только высококачественной белой эмалевой краски для маленьких детских кроваточек, тумбочек, вешалочек, стульчиков. Необходима ваша подпись. Все уже согласовано.

Миусов. Ах да, я знаю. Как же, в Кошатниковом. Мне докладывали. Так, прекрасно! Сейчас я вам подпишу.

Зайцев. Я вас очень прошу. Вот здесь. Извините, что я потревожил вас в воскресенье.

Миусов. О, пожалуйста, пожалуйста. Конечно, какие могут быть разговоры, когда дело касается детей. (Берет карандаш.)

Зайцев. Мерси. Вот тут.

Миусов. А то, представьте себе, мне почему-то показалось, что вы профессор Дудкин.

Зайцев. Какой же я Дудкин! Разве я похож на Дудкина? Я не Дудкин, а Зайцев.

Дудкин. Это я Дудкин.

Миусов. Вы Дудкин? (Со слабым стоном теряет сознание.)