Том 7. Произведения 1856-1869 гг.

** [ИДИЛЛИЯ.]

[ВТОРАЯ РЕДАКЦИЯ]

ОНО ЗАРАБОТКИ ХОРОШО, ДА И ГРХЪ БЫВАЕТЪ ОТЪ ТОГО.

1.

<Петръ Евстратьичъ теперь большой человкъ — управляющій. Легко сказать, надъ двумя деревнями начальникъ, какъ баринъ, повелваетъ. Одинъ сынъ въ купцахъ, другой чиновникъ, за дочерью, сказываютъ, 5 000 приданаго далъ; да и самъ живетъ въ хол, какъ баринъ, каждый годъ деньги въ Москву посылаютъ. — А такой же нашъ братъ — изъ мужиковъ взялся, Евстрата Трегубова сынъ. Да и не Евстрата сынъ оно; вдь только по сказкамъ числится Евстратовымъ сыномъ, а настоящее дло вотъ какъ было. — Извстно, чей бы бычокъ не скакалъ, а теля то наше.

И мудреное дло, какъ этотъ грхъ случился. Не мало въ т поры народъ дивовался. Тогда народъ проще жилъ, и такія дла за чудо были.

Бабушка Маланька, Петра Евстраточа мать, и теперь жива, съ братомъ Ромашей живетъ. Сынъ къ себ сколько звалъ — не хочетъ. Я, говоритъ, мужичкой родилась, мужичкой и помру, грха меньше; покуда силишка есть, брату подсобляю, внучатъ покачаю, кое что по домашнему приберу; а Петруша сильный сталъ, съ сильными грха больше. Такъ и живетъ, отъ сына гостинцы получаетъ, благословенье ему въ письм посылаетъ, и радость ея вся, что въ праздникъ бленькимъ платочкомъ повяжется, чистенько приберется, костыликъ возьметъ, къ ранней обдни сходитъ, a посл полдней кого грамотнаго зазоветъ къ себ, велитъ бумажку почитать. На бумажк сонъ пресвятой двы Богородицы списанъ, ей богомолочка прохожая пожертвовала; а ужъ пуще всего любитъ, кто ей псалтырь почитаетъ. Въ милостын тоже у ней отказа нтъ, и переночевать всякаго человка пуститъ, и къ усопшему сама безъ зову идетъ. Зато-то бабушку Маланьку, нe за сына, а за добродтель ее, и старый и малый въ деревне, вс теперь почитаютъ.

Что молодость то значитъ. Теперь бы бабушка Маланька сама себя не узнала, какой она была лтъ 40 тому. Тогда ее не бабушкой звали, а — Маланька Дунаиха, за то что она первая хороводница, плясунья, игрица первая по деревн была. Худаго за ней и тогда, до этаго случая, ничего не было, только веселая бой-баба была. Изъ деревни она была не изъ нашей, а изъ Малевки, сосваталъ ее Евстратовъ отецъ за сына, по знакомству ли, или что невстъ своихъ не было, только чужая она. Старикъ еще въ пор былъ, на сына другую землю принялъ и жилъ исправно; лошадей головъ 8 было съ жеребятами, дв коровы, пчелки были (и теперь у нихъ ведется та же порода). Барщина была по Божьему, м`yки не было; свекровь хозяйка настоящая была, одна за троихъ работала; кром того солдатка, ихняя сестра, съ ними жила, подсобляла. Такъ что молодайка нужды не видала.>

По старинному порядку, выдали ее замужъ[4] 15 лтъ. Она была двочка. Въ первое время, когда она, бывало, несетъ съ солдаткой ушатъ воды, то качается, какъ лозинка. И мужа своего совсмъ не любила, только боялась.[5] Когда онъ подходилъ къ ней, она начинала плакать, щипать и даже кусать его. Такъ что первое время вс плечи, вс руки у него были въ синякахъ. Таки она не любила его два года. Но такъ какъ баба она была красивая и смирная и из дому хорошаго, то ее не принуждали къ тяжелой работ, и она понемножку, года черезъ три или четыре, стала выравниваться, повыросла, раздобрла, разрумянилась, перестала бояться — стала привыкать, привыкать, и такъ наконецъ привыкла къ мужу, что плакала, когда отецъ его въ городъ усылалъ.[6] Вошолъ къ нимъ въ избу разъ шутникъ Петра и говоритъ:

— Вишь, по комъ воетъ, конопатаго чорта-то какъ жалетъ.

И хотлъ онъ съ ней поиграть.

— Конопатый, да лучше тебя, что ты чистый. А вотъ что теб отъ меня будетъ, — сказала она и ткнула его пальцемъ подъ носъ.

<Да и баба же стала на вс руки. Въ праздникъ уберется въ ленты, галуны, выйдетъ на улицу — (краля изо всхъ бабъ молодайка, Ермилины жили богато и изъ дому то было и мужъ гостинцы приваживалъ) какъ купчиха какая — глаза свтлые, брови черные, лицо блое. Войдетъ въ хороводъ съ платочкомъ Борша водить, или ленту сниметъ, плясать пойдетъ, языкомъ прищелкиваетъ, такъ ажъ пятки въ[7] спину влипаютъ — картина; — >

Бывало, пройти ей нельзя, всякой поиграть хочетъ, старики и т приставали. Со всми она смялась, a мужу врна была, несмотря на то что мужа часто дома не бы[вало]. И въ работ первая опять баба она была, въ покосъ ли, въ жнитво-ли ухватку себ имла, что впереди всхъ, бывало, всхъ замучаетъ, а домой идетъ, псни поетъ, передъ хороводомъ пляшетъ. <Свекоръ съ свекровью не нарадуются на сноху, что настоящая баба стала, только скучали, что Богъ дтей не даетъ.—>

— Что не рожаешь, буде гулять-то, — скажетъ, бывало, старуха.— Порадовалась бы, хоть внучку бы покачала, право.—

— A разв я бы не рада, скажетъ, ужъ и то людей стыдно. Намеднись и то изъ церкви ребятницы прошли, молитву принимали, всего второй годъ замужемъ, а ужъ дти. Такъ у тхъ, небось, мужья дома живутъ.