Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926

Бывало,
    начни о вопросе еврейском
тебе
  собеседник
        ответит резко:
— Еврей?
     На Ильинке!
Все в одной ли́нийке!
Еврей — караты,
еврей — валюта…
Люто богаты
и жадны люто.
А тут
   им
дают Крым!
А Крым известен:
не карта, а козырь;
на лучшем месте —
дворцы и розы. —
Так врут
    рабочим врагов голоса,
но ты, рабочий,
       но ты —
ты должен честно взглянуть в глаза
еврейской нищеты.
И до сегодня
      над Западным краем
слышатся отзвуки
        стонов и рёва.
Это, «жидов»
      за бунты карая,
тешилась
    пуля и плеть царёва.
Как будто бы
      у крови стока
стоишь
    у столбцов статистических выкладок.
И липнет
     пух
       из перин Белостока
к лежащим глазам,
         которые выколоты.
Уставив зрачок
       и желт и огромен,
глядело солнце,
       едва не заплакав.
Как там —
     война
        проходила в погроме:
и немец,
    и русский,
         и шайки поляков.
Потом демократы
        во весь свой мах
громили денно и нощно.
То шел Петлюра
        в батарейных грома̀х,
то плетью свистела махновщина.
Еще и подвал
      от слезы не высох, —
они выползали,
       оставив нору́.
И было
    в ихних Мюр-Мерилизах
гнилых сельдей
       на неполный рубль.
И снова
    смрад местечковых ям
да крови несмытой красная медь.
И голод
    в ухо орал:
         — Земля!
Земля и труд
      или смерть! —
Ни моря нет,
      ни куста,
          ни селеньица,
худшее из худших мест на Руси —
место,
   куда пришли поселенцы,
палаткой взвив
       паруса парусин.
Эту пустыню
      в усердии рьяном
какая жрала саранча?!
Солончаки сменялись бурьяном,
и снова
    шел солончак.
Кто смерит
     каторгу их труда?!
Геройство — каждый дым,
и каждый кирпич,
        и любая труба,
и всякая капля воды.
А нынче
    течет ручьева́я лазурь;
и пота рабочего
       крупный град
сегодня
    уже
      перелился в лозу́,
и сочной гроздью
        повис виноград.
Люди работы
       выглядят ровно:
взгляни
    на еврея,
        землей полированного.
Здесь
   делом растут
         коммуны слова:
узнай —
    хоть раз из семи,
который
    из этих двух —
           из славян,
который из них —
        семит.
Не нам
    со зверьими сплетнями знаться.
И сердце
    и тощий бумажник свой
откроем
    во имя
       жизни без наций —
грядущей жизни
       без нищих
            и войн!

[1926]

О том, как некоторые втирают очки товарищам, имеющим циковские значки *

1