Том 8

Едва ли стоит поднимать вопрос о том, где же было германское Национальное собрание во время «легальной и мирной» борьбы прусских конституционалистов. Оно, как это было заведено во Франкфурте, занималось тем, что принимало весьма кроткие резолюции, осуждающие действия прусского правительства, и выражало свое восхищение «величественным зрелищем пассивного, легального и единодушного сопротивления грубой силе, оказываемого целым народом». Центральное правительство отправило в Берлин комиссаров, которые должны были выступить в роли посредников между министерством и Собранием. Но их постигла та же судьба, что и их предшественников в Ольмюце: их вежливо выпроводили. Левая Национального собрания, т. е. так называемая радикальная партия, тоже послала своих комиссаров, но последние, достаточно убедившись в полной беспомощности Берлинского собрания и расписавшись в своей собственной не меньшей беспомощности, возвратились во Франкфурт, чтобы доложить о своих успехах и засвидетельствовать достойное восхищения мирное поведение берлинцев. Мало того, когда г-н Бассерман, один из комиссаров центрального правительства, сообщил, что недавние суровые меры прусских министров были приняты не без основания, так как в последнее время на улицах Берлина бродили разные личности свирепого вида, какие всегда появляются накануне анархических движений (с того времени они так и называются «бассермановскими личностями»), тогда эти достойные депутаты левой и энергичные защитники революции тотчас же поднялись со своих мест, чтобы клятвенно засвидетельствовать, что ничего подобного не было! Таким образом, за два месяца было воочию доказано полное бессилие Франкфуртского собрания. Нельзя было бы придумать более яркого доказательства, что этому учреждению совершенно не по плечу возложенная на него задача, что оно даже не имеет ни малейшего представления о том, в чем на самом деле эта задача состоит. Одного факта, что судьба революции была решена в Вене и Берлине, что наиболее важные и наиболее жизненные вопросы разрешились в этих двух столицах так, как будто бы Собрания во Франкфурте вовсе и не существовало, — одного этого факта достаточно для подтверждения того, что Собрание это было просто дискуссионным клубом, состоявшим из сборища легковерных простофиль. Они позволили правительствам использовать себя в качестве парламентских марионеток, выставляемых напоказ с целью позабавить лавочников и мелких ремесленников в мелких государствах и мелких городах, пока правительства находили нужным отвлекать внимание этой публики. До какой поры последние считали нужным это делать, мы скоро увидим. Но заслуживает внимания тот факт, что из всех «выдающихся» людей этого Собрания не нашлось ни одного, у кого было хотя бы малейшее представление о роли, которую их заставили играть, и что даже до настоящего дня бывшие члены франкфуртского клуба сохранили в неизменном виде свойственные лишь им органы исторического восприятия. Лондон, март 1852 г.

XIV ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПОРЯДКА. РЕЙХСТАГ И ПАЛАТА

Правительства Пруссии и Австрии использовали первые месяцы 1849 г., чтобы пожать плоды успехов, достигнутых в октябре и ноябре 1848 года. Со времени взятия Вены австрийский рейхстаг вел чисто номинальное существование в маленьком провинциальном моравском городке Кремзире {Чешское название: Кромержиж. Ред.}. Там славянские депутаты, являвшиеся вместе с теми, кто их делегировал, главным орудием австрийского правительства, с помощью которого оно смогло выбраться из состояния полной беспомощности, были своеобразно наказаны за свою измену европейской революции. Как только правительство восстановило свою силу, оно стало проявлять величайшее презрение к рейхстагу и его славянскому большинству, а когда первые успехи императорского оружия возвестили о скором окончании венгерской войны, правительство 4 марта распустило рейхстаг и разогнало депутатов с помощью военной силы. Тут только славяне, увидев, наконец, что их одурачили, провозгласили: «Двинемся во Франкфурт и будем продолжать там дело оппозиции, которая здесь стала для нас невозможной!». Но было слишком поздно, и уже тот факт, что у них не нашлось иного выбора, как либо сохранять спокойствие, либо же присоединиться к бессильному Франкфуртскому собранию, — уже один этот факт достаточно показывает их крайнюю беспомощность.