Но своеобразная «маскировка», к которой прибег Твен, попытавшись скрыть от читателей свое авторство, объяснялась еще и другим обстоятельством. Как видно из его собственных признаний и воспоминаний современников, писателя в эту пору нередко тяготило то, что читатели привыкли видеть в нем только юмориста и готовы были принять за шутку каждое, даже самое серьезное его суждение. Биограф Твена А. Б. Пейн приводит слова самого художника, относящиеся к началу его работы над «Жанной д'Арк»: «То, что идет за моей подписью, никогда не будет принято всерьез. Людям всегда хочется смеяться над тем, что я пишу, и они бывают разочарованы, если не находят у меня шуток. Это будет серьезная книга. Она значит для меня больше, чем все, за что я когда-нибудь брался. Я напишу ее анонимно».
Как видно из так называемого «Предисловия переводчика» (то есть самого автора), которое предпослано роману, история Жанны д'Арк была полна для Твена огромного, воодушевляющего нравственно-философского смысла. Провозглашая характер своей героини воплощением «идеального совершенства», писатель отвечал на собственные горькие раздумья об измельчании и опошлении человека в условиях собственнического строя, всеобщей коррупции и погони за наживой. Но, понятый в таком отвлеченно-гуманистическом, идеализированном плане, образ Жанны терял иногда свою художественную убедительность, а повествование о ее подвигах становилось монотонным и сентиментальным. По воспоминаниям Сузи Клеменс, дочери писателя, Твен плакал, читая родным рукопись «Жанны д'Арк»; но по выходе книги она была довольно сдержанно принята читателями. Твен, впрочем, предвидел это: «...может быть, книга не будет продаваться, — замечает он в письме к Роджерсу, — но это не важно: ведь я писал ее для души». Друг Твена Гоуэлс, одобряя «честное, сильное, откровенно современное американское чувство» — то есть демократический пафос романа, отрицательно отнесся к стилизованному изображению средневековья у Твена: «Страдания мои начинаются там, где он (Твен) принимается за псевдосредневековые дела, — писал Гоуэлс. — Тут-то я начинаю подозревать, что латы у него из олова, скалы и крепости — из картона, что толпа горожан и воинов, нанята по столько-то за спектакль и что Жанна иногда устраивает ужасные скандалы за кулисами» Эта ироническая оценка стилизованной декоративной обрисовки средневековья в «Жанне д'Арк» представляется довольно меткой.
В отличие от лучших произведений Твена, «Личные воспоминания о Жанне д'Арк» иной раз утомляют читателя описательными длиннотами и сентиментальной риторикой; литературная мистификация, к которой прибегнул Твен, скрывшись под маской словоохотливого и все еще по-стариковски влюбленного в Жанну сьера Луи де Конта, временами кажется искусственной. Но, несмотря на это, исторический роман Твена, которым так дорожил сам писатель, поныне привлекает читателя взволнованным, прочувствованным изображением драматической судьбы народной героини, отдавшей жизнь за свободу родной страны.
«ТОМ СОЙЕР — СЫЩИК»
После выхода в свет «Приключений Тома Сойера» и «Приключений Гекльберри Финна» Твен не раз возвращался к своим любимым героям. В 1898 году он начал повесть «Том и Гек среди индейцев», но прекратил работу над рукописью, первые листы которой успели уже пройти корректуру. В 1894 году появилась повесть «Том Сойер за границей». Повесть «Том Сойер — сыщик», написанная в Париже, была напечатана в 1896 году.
В основу сюжета Твен положил запутанное происшествие, послужившее поводом к сенсационному уголовному процессу в Скандинавии XVІІ века. Автор перенес события на американскую почву, сделав их участниками Тома, Гека и группу других персонажей, уже знакомых читателям «Приключений Гекльберри Финна».
По своей социальной проблематике повесть кое в чем напоминает «Приключения Гекльберри Финна»: темные аферы похитителей брильянтов и преступные действия Брейса Данлепа, как и мошеннические проделки «короля и герцога», о чем с простодушным возмущением рассказывал Гек, характеризуют тот разгул хищнических, стяжательских интересов, который с возрастающей горечью и тревогой наблюдал в эту пору Твен в общественной жизни США.
Но «детективный›› жанр, обязывавший Твена сосредоточивать внимание читателей главным образом на внешних подробностях криминального сюжета, не дал ему достаточного простора для развития характеров Тома и Гека. Фигуры их в этой повести кажутся бледными и довольно условными по сравнению с их первоначальными классическими портретами.
Значение «Тома Сойера — сыщика», как и «Тома Сойера за границей», заключается главным образом в том, что они позволяют читателю еще раз побывать в обществе самых популярных героев Твена и добавляют к их образам некоторые дополнительные черты.