Читаем Том 8. Фабрика литературы полностью

«Пусть земля стала плохая — она все еще наша», — думают фермеры в романе Стейнбека. — «Она наша потому, что мы родились на ней, обрабатывали ее, умирали на ней. Это и дает нам право собственности на землю, а не какие-то там бумажки с цифрами». Это верно, но за «бумажкой с цифрами» стоит армия, полиция, суд, капиталистическое государство. Фермерам еще не вполне ясно, откуда и почему у «бумажки» такая магическая сила, — почему землей владеет тот, кто ее не любит, не знает, кто ее насмерть истощает, — почему земля принадлежит банкам? И что такое банк? — «Это чудовище. Сотворили его люди, но управлять им они не могут».

Но банк управляет людьми: он грабит плоды их труда и даже уничтожает их жизнь. Банк прислал тракторы на фермерские поля, и машины начали не только запахивать землю, но и спахивать с нее ее обитателей: тракторы обваливали колодцы, рушили жилища, сносили изгороди и усадебные постройки. Все земледельцы должны быть выселены: банк нашел более дешевый способ эксплуатации «своей» земли, чем содержание на ней арендаторов.

Семья Джоуда, старого фермера, также «сносится» с родной почвы машинами. Семейство садится в старый грузовик и уезжает навсегда в Калифорнию, где будто бы растут сплошные персиковые сады, где будто бы найдется работа для всех. После недолгого странствования семья Джоудов отчасти вымирает, отчасти разбредается, и остаток некогда большого, дружного, работящего крестьянского семейства, еле спасшись от наводнения, лишенный пищи и надежды, прячется в чужой темный сарай. Впрочем, надежда на жизнь еще есть, но вот она какая. — В том же темном сарае, где спрятались члены семьи Джоуда, лежит безработный, близкий к смерти от голода. Дочь старого Джоуда, Роза Сарона, родила мертвого ребенка, ни разу не вздохнувшего на свете после чрева матери. Груди Розы были, естественно, полны молока. Она подошла к умирающему — «потом медленно легла рядом с ним». Затем «она прижалась к нему и притянула его голову к груди». «Ее рука передвинулась к его затылку. Ее пальцы нежно поглаживали его волосы. Она подняла глаза, губы ее сомкнулись и застыли в таинственной улыбке».

Роза Сарона первый раз кормила человека из собственного тела. Так заканчивается роман Стейнбека.

«Таинственная улыбка» юной женщины — это почти счастье. Молоко ее груди для умирающего безработного — это почти пища для него. Но в реальном, действительном смысле эти вещи не счастье и не пища. Женским молоком долго не проживешь, улыбка облегчения от ощущения суррогата материнства — трагическое состояние, лишь кажущееся счастьем.

Однако здесь есть одна истинная ценность, некоторый залог спасения и будущего освобождения трудящихся. Эта ценность заключается в великой прочности человеческих чувств угнетенных, уничтожаемых людей. Речь идет не о животной стойкости человеческих существ, а о их способности сохранять в себе высокие человеческие качества даже в трагическом, обреченном положении. Есть в этом состоянии оставшихся в живых Джоудов и еще одно обещание спасения — о нем мы скажем позже.

Решение Розы Сароны — накормить своей грудью голодного — подсказано ей ее матерью, что еще более увеличивает значение всего эпизода, поднимая его до уровня величия — в социальном и художественном смысле.

Мать семейства Джоудов является едва ли не главным лицом в романе. Интересно, что она, мать, изображенная Стейнбеком, напоминает нам «Мать» Горького. В матери Стейнбека та же несокрушимость человечности, тот же ежедневный героизм перед лицом страшной жизни, такое же нарастающее понимание действительности, огромная способность выносить жестокое горе (сын ее, Том, долго сидел в тюрьме) и готовность опять идти на муку, опять потерять сына, может быть, уже навеки, когда этому случилась необходимость.

«Мать» Горького, конечно, более передовая, более общественно сознательная женщина, чем мать из романа Стейнбека, да и среда и все жизненные обстоятельства, в которых действуют две матери, совершенно разные. Но все же родство образов двух матерей тут есть. Более того — Том Джоуд, старший сын матери из романа Стейнбека, в то же время является словно младшим братом Павла — из романа Горького «Мать».

Том Джоуд — начинающий революционер; сначала у него есть только темперамент борца, но потом появляется и революционное сознание — под влиянием фактов действительности, под влиянием тюрьмы и товарищей. Опять-таки Тому еще далеко до Павла как революционеру, но он вышел на тот же путь, и судьба Тома в романе не кончается. Том увидел, как его друг Кэйси пал с размозженной головой под ударом провокатора. Кэйси был в это время организатором местной забастовки, он не хотел, чтоб люди вымерли от слишком низкой зарплаты. Том в ответ на смерть друга поднял руку и уничтожил провокатора. После он почувствовал только облегчение от своего поступка, точно он убил зверька-вонючку. Спасаясь от преследования, Том вынужден был покинуть семью своего отца и матери — и он уходит в неизвестность, но судьба его предрешена: он будет большим борцом за жизнь и благоденствие фермеров-земледельцев и рабочих.

Перейти на страницу:

Все книги серии Платонов А. Собрание сочинений

Похожие книги

Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)

[b]Организация ИГИЛ запрещена на территории РФ.[/b]Эта книга – шокирующий рассказ о десяти днях, проведенных немецким журналистом на территории, захваченной запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» (ИГИЛ, ИГ). Юрген Тоденхёфер стал первым западным журналистом, сумевшим выбраться оттуда живым. Все это время он буквально ходил по лезвию ножа, общаясь с боевиками, «чиновниками» и местным населением, скрываясь от американских беспилотников и бомб…С предельной честностью и беспристрастностью автор анализирует идеологию террористов. Составив психологические портреты боевиков, он выясняет, что заставило всех этих людей оставить семью, приличную работу, всю свою прежнюю жизнь – чтобы стать врагами человечества.

Юрген Тоденхёфер

Документальная литература / Публицистика / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное