Том 8. Кингсблад, потомок королей. Рассказы

Ему даже стало смешно при мысли о мгновенном крушении всего, чем был Нийл Кингсблад; о том, что черный человек, подобный ему, никак не может служить в банке, быть членом Гольф-клуба, офицером, мужем спокойной, уверенной в себе Вестл, сыном дантиста из шотландцев, другом надменного майора Роднея Олдвика. Все, чем он был раньше, вдруг исчезло, а он все-таки существует, но что же он теперь?

Что мастер № 3 парикмахерской «Суонсор-Гранд» обойдется с мистером Кингсбладом точно так же, как всегда, было более чем очевидно, и Нийл еще раздумывал, не откажется ли № 3 подстричь его, а № 3 уже вовсю работал ножницами. Но даже прохладные влажные руки парикмахера, привычно навевающие сны, не успокоили Нийла.

Заведующий парикмахерской, кассирша, негр-чистильщик, мастер № 3 — может, они догадались, что он негр, может, они давно это знают? Может, они только ждут подходящего момента, чтобы обрушить на него угрозы, шантаж, — ждут, затаились и смеются над ним?

— Волосы у вас вьющиеся, капитан, никак не подровняешь, — сказал парикмахер.

О чем это он? Вьющиеся волосы. Курчавые волосы. Волосы негра.

Может, за его спиной мастер № 3 перемигнулся с соседом? Почему он так сильно дернул одну прядь? Или уже сгущается непостижимый мрак остракизма, черная зима черноты?

Очень медленно и осторожно Нийл высвободил руку из-под простыни, почесал нос и, опустив руку на колени, снова стал разглядывать свои ногти. Что это, ртутные лампы дают такой свет или в самом деле лунки чуть голубоватые?

Его подмывало вскочить с места, бежать, укрыться у себя в номере — нет, бежать к еще неизвестным ему друзьям-неграм, чтобы они пожалели его, спрятали, защитили.

Когда, наконец, пришло освобождение, он поднялся не с нарядного бело-зеленого парикмахерского кресла, а с электрического стула. У себя в номере он чуть не застонал.

«Вестл всегда любила теребить мои волосы. А что будет теперь, если она узнает? Волосы у меня такого же цвета, как были у отца, только у него не вьются. Что подумает Вестл? Нельзя, чтобы она узнала».

Еще и еще вспоминалось все приятное и привычное, чего он может лишиться, став негром. Обожание Бидди. Аристократический Федеральный клуб. Балы и холостые пирушки в загородном клубе «Вереск», где он однажды председательствовал на бильярдном турнире. Студенческое братство. Карьера в банке. Дружба с майором Роднеем Олдвиком.

В голове вертелся обрывок английских стишков, которые Род Олдвик цитировал с особым смаком:

Чем белый человек живет,
О родине вспоминая?
Привет рождественских огней
Да империи честь святая!

А как он сам, по собственным наблюдениям, представляет себе негров?

«Ну-ка, ты, белый человек, сын империи, отвечай, кто мы такие? Давай, давай, не стесняйся!»

Негры — они все угрюмые и вероломные, как Белфрида.

Врешь! Мак не такой, и я не такой, да и насчет Белфриды я не вполне уверен.

Они черные, плосконосые, толстогубые».

Он подошел к зеркалу и рассмеялся.

«Сколько же я такого знал, чего нет на свете! Каким был безмозглым попугаем! Ссылался на этого болвана-врача из Джорджии. Негры — ненастоящие люди, вот как? Кингсблад, конголезская кровь, ты заслужил все, что тебя ожидает. Наверно, бог для того обратил меня в негра, чтобы спасти мою душу, если ее еще не убили гроссбухи и футбольные матчи. Я должен сказать: «Ты слеп и невежествен, как белый», — а это нелегко выслушать даже от себя самого.

Ну, к чему эти нападки на белых? Уверен, что многие из них охотно искупили бы свои грехи будь у них мои возможности.

Капитан, а вы не преувеличиваете ли своей радости по поводу того, что стали цветным?

Возможно, не спорю».

В ящике стола под прошлогодней газетой он отыскал лист почтовой бумаги, почти целиком занятый изображением отеля «Суонсон-Гранд» и фамилией владельца, выведенной затейливым шрифтом девяностых годов; места, где писать, почти не оставалось, — видимо, от постояльцев такого усердия и не ожидали. Он перевернул листок, достал свою банкирскую, отделанную золотом ручку и составил бухгалтерски точный реестр одной ветви своего рода.

Ксавье Пик — возможна испанская и французская примесь, но считался 100-процентным негром.

Сидони, его дочь, вышла замуж за Луи Пезо, была на 1/2 чиппева и на 1/2 негритянка.

Александр Пезо, их сын, отец бабушки Жюли, — квартерон, на 1/4 негр.

Моя бабка Жюли Саксинар — на 1/8 негритянка.

Ее дочь, моя мать, — на 1/16 негритянка.

Я — на 1/32 негр.

Бидди — на 1/64 негритянка.

«Ну вот, теперь я, наконец, могу сообщить папе кое-что интересное о наших королевских предках!»

15