Читаем Том 8. Пьесы 1877-1881 полностью

Том 8. Пьесы 1877-1881

Мавра Тарасовна. Коли тебе такие слова в удовольствие, так, сделай милость, говори. Мы тебя, миленькая, не обидим, говорить не закажем.

Поликсена. Зачем вы меня звали?

Мавра Тарасовна. Поговорить с тобой. Сделаем-то мы по-своему, а поговорить с тобой все-таки надо.

Поликсена. Ну вот вы слышали мой разговор?

Мавра Тарасовна. Слышала.

Поликсена. Может быть, вы не хорошо расслушали, так я вам еще повторю: я пойду за того, кого люблю. Нынче всякий должен жить по своей воле.

Мавра Тарасовна. Твои «нынче» и «завтра» для меня все равно что ничего; для меня резонов нет. Меня не то что уговорить, в ступе утолочь невозможно. Не знаю, как другие, а я своим характером даже очень довольна.

Поликсена. А у меня характер: делать все вам напротив; и я своим тоже очень довольна.

Мавра Тарасовна. Так, миленькая, мы и запишем.

Поликсена уходит. Входит Филицата.

Явление шестое

Мавра Тарасовна, Филицата.

Мавра Тарасовна. Поди-ка ты сюда поближе!

Филицата. Ох, иду, иду. (Подходит.) Виновата. (Кланяется, касаясь рукой пола.)

Мавра Тарасовна. Мне из твоей вины не шубу шить. Как же это ты недоглядела? Аль, может, и сама подвела?

Филицата. Ее дело молодое, а все одна да одна, — жалость меня взяла… ну, думаешь: поговорят с парнем, да и разойдутся. А кто ж их знал? Видно, сердце-то не камень.

Мавра Тарасовна. Уж очень ты жалостлива. Ну сбирайся!

Филицата. Куда сбираться?

Мавра Тарасовна. Со двора долой. В хорошем доме таких нельзя держать.

Филицата. Вот выдумала! А еще умной называешься. Кто тебя умной-то назвал, и тот дурак. Сорок лет я в доме живу, отца ее маленьким застала, все хороша была, а теперь вдруг и не гожусь.

Мавра Тарасовна. С летами ты, значит, глупеть стала.

Филицата. Да и ты не поумнела, коли так нескладно говоришь. Виновата я, ну, побей меня, коли ты хозяйка; это по крайности будет с умом сообразно; а то на-ка, с двора ступай! Кто ж за Поликсеной ходить-то будет? Да вы ее тут совсем уморите.

Мавра Тарасовна. Что за ней ходить, она не маленькая.

Филицата. И велика, да хуже маленькой. Я вчера, как мы из саду вернулись, у ней изо рту коробку со спичками выдернула. Вот ведь какая она глупая! Нешто этим шутят?

Мавра Тарасовна. Кто захочет что сделать над собой, так не остановишь. А надо всеми над нами бог, — это лучше нянек-то. А тебя держать нельзя, ты больно жалостлива.

Филицата. Такая уж я смолоду. Не к одной я к ней жалостлива, и к тебе, когда ты была помоложе, тоже была жалостлива. Вспомни молодость-то, так сама внучку-то пожалеешь.

Мавра Тарасовна. Нечего мне помнить, чиста моя душенька.

Филицата. А ты забыла, верно, как дружок-то твой вдруг налетел? Кто на часах-то стоял? Я от страху-то не меньше тебя тряслась всеми суставами, чтобы муж его тут не захватил. Так меня после целую неделю лихорадка била.

Мавра Тарасовна. Было, да быльем поросло, я уж в этом грехе и каяться перестала. И солдатик этот бедненький давно помер на чужой стороне.

Филицата. Ох, не жив ли?

Мавра Тарасовна. Никак нельзя ему живым быть, потому я уж лет двадцать за упокой его души подаю, так нешто может это человек выдержать.

Филицата. Бывает, что и выдерживают.

Мавра Тарасовна. Что я прежде и что теперь — большая разница: я теперь очень далека от всего этого и очень высока стала для вас, маленьких людей.

Филицата. Ну, твое при тебе.

Мавра Тарасовна. Так ты пустых речей не говори, а сбирайся-ка, подобру-поздорову! Вот тебе три дня сроку!

Филицата. Я хоть сейчас. Поликсену только и жалко, а тебя-то, признаться, не очень. (Отворив стеклянную дверь.) Матушка, да вот он!

Мавра Тарасовна. Кто он-то?

Филицата. Сила Ерофеич твой! (Уходит.)

Входит Грознов.