Том 8. Под крышкой гроба

Моя рука коснулась ее лица, потом груди и замерла у заветного треугольника, чье пушистое очертание и горячую влажность я ощущал под тканью платья. Подняв руку, я снова погладил ее по щеке.

— Возьму, когда мы туда приедем, — ответил я.

Когда же лиса перехитрит лису?

Шэрон оставила свою машину на главной стоянке. Толкнув ее в «форд», я велел ей пригнуться и сам по возможности согнулся над рулем. Вместе с нами со стоянки отъезжало несколько машин. Мы влились в уличный поток. Обойдя тех, кто направлялся к Тоду, я сделал вид, что мне надо остановиться, съехал задним ходом на боковой съезд, развернулся и поехал в противоположную сторону. На пустынном отрезке шоссе я сделал полный разворот и направился в сторону Нью-Йорка. У первого перекрестка я свернул на старое шоссе, ведущее в Липтон.

Мы колесили часа полтора, пока не добрались до места. Я не сразу включил фары, чтобы Шэрон могла разглядеть, куда я ее привез.

Мастера, которых нанял Лейланд Хантер, поработали на славу. Старый дом Шэрон сверкал белыми стенами, а на крыльце стоял, как новенький, ее велосипед. За ручку двери был засунут белый конверт, я знал, что в нем.

Шэрон тоже догадалась, но не была уверена, пока не открыла конверт и не увидела в нем купчую на свое имя и ключи.

— Это твое, беглянка.

— Дог… — едва слышно выдохнула она.

— Все восстановлено, как будто и не выходила из дома.

— Зачем?

— Пусть хоть у одного из нас будет родной дом.

Слезы помешали ей ответить. Вставив ключ, она повернула дверную ручку. Дверь бесшумно отворилась.

Внутри все было просто. Старинный дом, теплый и уютный. Казалось, вот-вот запахнет свежеиспеченными пирогами и послышатся детские голоса во дворе. Мужчины будут шлепать картами по столу, а женщины будут подливать им пива из кувшинов и сплетничать на кухне.

— Это чудо, Дог.

— Тебе повезло, малыш. Жаль, у меня не было такого дома.

— Но у тебя большой дом на горе.

— Не у меня, незаконного.

— А там… наверху?..

— Пойдем посмотрим.

Наверх вела лестница, закрытая голубой дорожкой. Улыбаясь, Шэрон открыла двери всех комнат и вошла в свою. Ее глаза наполнились слезами, и я отошел в сторону.

Медленно повернувшись, она долго смотрела на меня, потом сняла свой жакет. Так же медленно она расстегнула блузку и сбросила ее на пол. Бюстгальтера на ней не было, упругая грудь выдавалась вперед, а соски задорно торчали, как розовые пуговки.

— Не надо, дорогая, — сказал я. Но она расстегнула юбку и тоже сбросила к ногам, на ней остались крохотные трусики, которые немедленно последовали за юбкой. Она стояла передо мной, не стесняясь своей наготы, и вьющаяся коричнева ее восхитительного треугольника забавно не сочеталась с крашеной головой. Она легла на кровать своего детства, раскинув ноги в приглашении, но, помолчав немного и глядя на свои руки, спросила:

— Кто ты, Дог?

— Ты меня знаешь.

— Тебя никто не знает, Дог. Пока что. Быть может, я понимаю больше, чем ты думаешь, но мне хотелось бы услышать все от тебя.

— Почему? Ты мне все равно не поверишь.

— Раздевайся.

— Нет.

.— Я хочу видеть тебя ниже пояса.

— Отстань ты, в конце концов.

— Давай-ка, вынимай свой клинок, — она с улыбкой призывно пошевелила ногами. Мои руки помимо воли потянулись к пуговицам и молниям. Когда я разделся, мой клинок был на таком готове, что дальше некуда. Шэрон лежала, поглаживая свои коричневые завитки. В ушах у меня зазвенело, мышцы живота свело, и я лег рядом с ней.

— Кто ты, Дог? — повторила Шэрон.

— Слушай…

— Начинай с войны. Расскажи о Ролланде Холланде.

Я перегнулся через свое подъемное устройство, взял кольт и положил рядом с подушкой. Ситуация была нештатная, но думать все-таки надо было.

— Кто такой Ролланд Холланд?

— Гений бизнеса. Я отдал ему все свои сбережения и все, что я получил при увольнении из армии, чтобы он мог начать свое дело. Мне полагалось десять процентов прибыли. Все было на законном основании.

— Десять процентов от многих миллионов — это много миллионов.

— Светлая головка. А теперь замри, я буду одеваться.

— Ты обещал меня взять, — заявила Шэрон, вцепившись в меня.

— Шэрон… — увещевал я.

— Этот человек в Нью-Йорке… Винс Тобано. Он полицейский?

— Черт побери, ты оставишь…

— Отвечай. Ты меня всю перевернул, чтобы я тебя возненавидела. Почему не хочешь объяснить?

Хоть бы мой дурацкий хрен опал, никакой совести у предмета. Вытащив сигарету из кармана штанов, я сел на кровати спиной к Шэрон.

— Они завербовали меня, — ответил я.

— Кто?