Том 8. Преображение России

— Я и тону!.. Вы что же думаете? Я, конечно, тону, потому я за вас и ухватился… Это мне бог вас послал!.. — подхватил машинист, но руку с колена все-таки снял и обеими уже руками затыкал в воздух еще оживленнее.

— Ведь бог не почил от дел своих в седьмой день, — это неправильно… Он не почил, и изменения происходят постоянно, мы их только не замечаем… Не так ли?

— Мудрец древний сказал на эту тему: нельзя искупаться дважды в одной и той же реке, — скучно вставил Матийцев.

— В одной и той же реке действительно нельзя, в реке вода текущая, — подхватил машинист, — а в пруде можно, в пруде сколько угодно, — там вода стоит… А вот что лучше скажите, что я слыхал недавно… Как простой человек стрелочник рассказывал, так по его и я буду… Будто царь Соломон заказал перстень золотых дел мастеру с вырезной надписью — изречением таким мудрым, чтобы смотреть на него — ведь перстень всегда при себе, на руке, и вот… в радости не очень радоваться, а в горе не очень скорбеть… Перстень, конечно, не особенно большой, что на нем вырежешь? Золотой мастер думал, думал и вот вырезал три буквы: сы, ны, мы… Как стрелочник рассказывал, так и я вам по его… Что же это за буквы? Соломон спросил мастера этого. Тот объясняет: «Вот это мое изречение и есть: „Се на свете минается“. Замечаете? — смысл в этом анекдоте такой же, как в вашей „реке“… Мудрецов, вышло, двое, а сказали одно и то же… Значит, смысл вообще один. Или я по необразованности своей сделал такой вывод?»

А Матийцев, думая о своем, сказал:

— Древние начинали понимать предел сил только к концу своей жизни, теперь раньше старятся и раньше это понимают.

— Верно!.. Вот верно! — машинист задвигал руками. — Я как-то племяннику своему Вите (он сын чиновника, — сестра моя замужем за чиновником казначейства) говорю: «Ты, Витька, уж большой… Тебе сколько лет?» — «Пять», говорит. «Ого, брат, тебе еще чертову пропасть лет осталось на свете жить!» — «Ну, говорит, какую пропасть!.. Лет сорок или пятьдесят проживу да помру». — «Что-о?..» Знаете, он меня испугал даже!.. Ведь клопенок: пять лет всего. «Да ты, говорю, может, двести лет проживешь, — почем ты знаешь?» — «Ну-у, говорит, двести лет это только в старину люди жили, — теперь не живут». Испугал меня; смотрю на него, что же это? — пять лет всего на свете жил, а уж конец своей жизни видит? «Да я, кричу, в твои годы думал, что смерти никакой и нет, чертенок ты этакий, а ты что тут?» Да и на сестру свою накинулся потом: как смеешь его к мыслям таким приучать?.. Не так ли? Не правда ли?.. Прямо я бы изувечить за это мог!

— Двести лет жить, это очень много, и это чрезвычайно скучно… и это — совершенно лишнее, — сказал Матийцев.

И так как машинист только отшатнулся и глаза открыл и расставил руки, но ничего не возразил, не понимая, то Матийцев объяснил:

— В физике есть такой закон: каждое тело в воде весит меньше ровно настолько…

— Знаю!.. По улице бежал голый и кричал: «Нашел!..» Грек Архимед!

— Ну вот… Образно говоря: все, что попадает в человеческий мозг, становится легче именно настолько, сколько весит вытесненный им мозг… Земной шар, например, изучен достаточно, и насколько он изучен, настолько же он и усох… и так во всем… Что же вы будете с двумястами лет делать?

Машинист пригляделся к нему недоверчиво, приблизил глаза, чмыхнул, покрутил головою и очень оживленно заговорил:

— По этому поводу, чтобы вам ответить, я вам расскажу один факт… В том городе, видите ли, где я жил и куда опять хочу перевестись, — он стоит при море, — образовалась слобода «Нахаловка»: так прозвали их за нахальство, а нахальство вот в чем. — Он опять забывчиво положил руку на колено Матийцева. — Вопрос местный: морская отмель — узенькая полоска — чья она?.. Конечно, ей владелец общество. Но захватить ее надо — голытьбе, разумеется? Несомненно. Как это сделали? Вот как — я вам объясню. Поставит он самую скверную, из глины, печку с трубой и начнет потихоньку дымить… День дымит, два дымит — домашний очаг готов. А в таких случаях, если вам это неизвестно, самое главное — домашний очаг: давность с него считается. Потом начнет его обтыкивать с четырех сторон камышом: замечаете? — стены! Так это иногда два-три года тянется — все обтыкивает. Посмотрит на голяка другой голяк, — и себе такое мастерит… А тот уже смело крышу вывел — у того уже давность… Вот так она и получилась — слобода «Нахаловка». Дай же с моря урагана хорошего — и пропала «Нахаловка», потому что все на курьих ножках и удобств никаких.

Тут машинист остановился и добавил значительно:

— А приличное место на земле — оно по-ря-доч-ных денег стоит!.. Но многосемейному человеку надо его иметь. Это и есть моя заветная мечта!.. Но вы, может быть, спать хотите, а я вам мешаю?

— Нет, ничего… спать не хочу, — усмехнулся Матийцев. — Я себя отучил от этого… Нужно убедить себя, что только что спал, — и все.