Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927

Вопит
   за границей
        газетный рой,
что летчик Линдберг^* —
           герой!
Бездельник!
     Из Нью-Йорка
              в Париж
перелетел на пари.
Кто поверит?
      Какие дети?
Где у него свидетель?
Я лично,
    не будучи вовсе дитем,
не верю этой мороке.
Должно быть,
      летел
         коротким путем
да и отдыхал по дороге.
И вот
      за какой-то там перелет
венками голову кроют.
Горячие люди!
      А русские —
            лед,
нельзя развернуться герою.
А в нашем Союзе,
        если поскресть,
почище герои есть.
Возьмем Иванова.
        Герой Вхутемаса^*.
Я
 этим пари покорен:
он съел
   в течение
        получаса
пять фунтов макарон!
Пари без мошенства:
         сиди и жри!
А сверху
    стоит жюри.
Когда он
    устал
      от работы упорной
и ропот
    в кишке
        начался́,
жюри
      стояло…
      у дверей уборной
добрых
   полчаса.
Уже
  Иванов
     в сомненье скорбит:
победа и честь —
        или крах?
Вылазят глаза у него из орбит,
и страшен
     рожи
        распухший вид —
горит,
  как солнце в горах.
Минута…
    Скорей!
        Замирает зал…
Герой
   губою одной
последние
     две макароны
           всосал
и хлопнул
     ложкой
        о дно.
«Ура!» — орут
      и север
         и юг.
Пришли
   представители прессы.
Снимают,
     рисуют,
        берут интервью,
на пузо
   ставят компрессы.
«Ура!»
   Победил российский спорт,
на вуз
   не навел конфуза…
И каплет
    на пол
      кровавый пот
с его трудового
      пуза.
Но я
  хладнокровен к радости их.
Не разделяю пыл.
Что может вырасти
           из вот таких?
Пьянчуги,
     обжоры, попы?
А если
   в тебе
      азартная страсть,
ее
 не к жратве вороти —
возьми на пари
      и перекрась
пяток
   рабочих квартир.
Не лопнешь ты
      и не треснешь.
Полезнее
    и интересней ж!
А то
  и вуз
     разложится весь,
с героем обжорки цацкаясь.
Пора
     из наших вузов известь
такие нравы
     бурсацкие.

2. Огромные мелочи

Не думай,
    что всё,
        чем живет Вхутемас,
проходит,
     бездарностью тмясь.
Бывало,
    сюда
      в общежитие ткнись —
ноги
  окурки ме́сят,
висит паутина
      и вверх
         и вниз…
Приди,
   посмотри
        и повесься!
А тут еще
    плохие корма́ —
есенинский стих
        и водка
и неудавшийся роман
с первой вертлявой молодкой.
И вот
   ячейка ЛКСМ,
пройдя
   по этому омуту,
объявляет
     по вузу
        всем —
конкурс
    на лучшую комнату.
Помыли полы,
      и скатерть на стол —
и дом
      постепенно о̀жил,
и стало
   «самоубийства гнездо»
радостью молодежи.
Боритесь
    за чистый стол и стул!
Товарищи,
     больше попыток
ввести
   электричество и чистоту
в безрадостность нашего быта!
  

[1927]

Славянский вопрос-то решается просто *

Крамарж, вождь чехословацкой Народной партии (фашистов) — главный враг признания СССР.