Том 8. Труженики моря

У них сохранилась какая-то доля рассудка: они шли, держась тропинки. Морская губка и под водой местами не теряет белизны. Сознание не вполне покинуло их: они еще отличали море от земли и «Кашмир» от другого судна.

Через несколько минут они подошли к заливчику.

Эбенезер первый вошел в лодку. Дерюшетта уже собралась последовать за ним, но вдруг почувствовала, что кто-то легонько удерживает ее за рукав. То был Жильят.

— Сударыня! — сказал он. — Вы ведь не собирались уезжать. Я подумал, что вам, вероятно, понадобятся платья и белье. На «Кашмире» вы найдете сундучок, а в нем все необходимое. Мне он достался от моей матери. Он предназначался для женщины, на которой я женюсь. Разрешите подарить его вам.

Дерюшетта словно пробудилась от своих грез. Она обернулась к Жильяту. Тихим, едва слышным голосом Жильят продолжал:

— Вот что... я не хочу вас задерживать, сударыня, но, видите ли, мне надо объяснить вам. В тот день, когда случилось несчастье, вы были в нижней зале и сказали одно слово. Разумеется, вы не помните, это понятно. Нельзя же человеку помнить все, что он говорит. Месс Летьери тогда сильно горевал. Это верно, пароход был хороший и приносил большую пользу. На море случилась беда, весь народ в наших краях взволновался. Такие вещи само собой забываются. В конце концов это было всего лишь судно, погибшее в скалах. Нельзя же все время думать о несчастном случае. Мне только одно хотелось вам сказать: я услышал, что никто не пойдет туда, поэтому пошел я. Люди говорили: «Это невозможно»; но вовсе не это оказалось невозможным. Благодарю вас, что вы задержались на минутку и слушаете меня. Понимаете ли, сударыня, я ведь отправился туда, не думая, что это может вас оскорбить. Да, кроме того, все это произошло так давно. Я знаю, вы спешите. Было бы время, поговорили бы, припомнилось бы кое-что, но это ни к чему. Началось все с того дня, когда выпал снег. И потом, однажды я проходил мимо, и мне показалось, что вы улыбнулись. Вот этим все и объясняется. А вчера я не успел сходить домой переодеться, я только вернулся с моря и был в лохмотьях, я напугал вас, вам стало дурно. Я виноват перед вами, нельзя показываться людям в таком виде. Не сердитесь, прошу вас. Вот почти все, о чем мне хотелось сказать вам. Вы уезжаете. Погода будет хорошая. Ветер дует с востока. Прощайте, сударыня. Я правильно сделал, что немножко поговорил с вами, не правда ли? Ведь это последняя минута.

— Я все думаю о вашем сундучке, — ответила Дерюшетта. — А почему бы вам не подарить его своей жене, когда вы женитесь?

— Я, вероятно, никогда не женюсь, — сказал Жильят.

— Жаль, потому что вы добрый. Благодарю вас.

И Дерюшетта улыбнулась. Жильят ответил улыбкой.

Потом он помог ей войти в лодку.

Не прошло и четверти часа, как лодка с Эбенезером и Дерюшеттой причалила к «Кашмиру», стоявшему на рейде.

V Великая могила

Жильят пошел берегом, быстро миновал порт Сен-Пьер, затем направился к Сен-Сансону вдоль моря, скрываясь от прохожих, избегая дорог, запруженных по его же милости народом.

Еще с давних пор, как известно, лишь он один умел обойти весь край вдоль и поперек, не попадаясь никому на глаза. Он знал каждую тропинку, он выбирал забытые и извилистые пути; у него были повадки пугливого, никем не любимого существа; он всегда избегал людей. Еще ребенком, не видя приветливости в лицах окружающих, он чуждался их; позже нелюдимость стала чертой его характера.

Он обогнул площадь, затем солеварню. Иногда он оборачивался и глядел назад, на рейд, — «Кашмир» уже поднял паруса. Ветра почти не было. Жильят опередил корабль. Он шагал вдоль прибрежных утесов у самой воды, низко опустив голову. Начинался прилив.

Один раз он остановился и, обернувшись спиной к морю, несколько минут всматривался в дубовую рощицу позади скал, заслонявших Валльскую дорогу. То были дубы возле участка под названием «Нижние дома». Там, под этими деревьями, пальчик Дерюшетты когда-то начертал на снегу его имя: «Жильят». Как давно стаял этот снег!

Жильят пошел дальше.