Том 8. Усадьба Ланиных

1. Уже вытянулось пламя вверх и успокоилось,
Окончив свою речь, и удалилось от нас,
С соизволения сладостного Поэта,
4. Когда другое, следовавшее за ним,
Заставило обратить взор на его вершину,
Благодаря неясным звукам, несшимся оттуда.
7. Как сицилийский бык, впервые замычавший
Стонами того (и это было справедливо),
Кто обделывал его своим напилком,
10. Мычал голосом заключенного страдальца,
Так что, хоть и был из меди,
Но казалось, что пронизан скорбью;
13. Так, не имея с самого начала ни выхода,
Ни отверстия в огне, в язык огня
Превращались те горестные слова.
16. Но когда они направили свой путь
Вверх к острию, давая ему то колебанье,
Которым наделял их язык при выхождении,
19. Мы услышали слова: «О ты, к кому я обращаю
Речь и кто говорил только что по-ломбардски,
Сказав: „Теперь уходи, более тебя не беспокою!“
22. Если я, может быть, несколько и запоздал,
Не откажи остаться и поговорить со мной.
Ты видишь, сам я не отказываюсь, хоть и пылаю.
25. Если только что в этот слепой мир
Свалился ты из той сладостной страны
Латинян, откуда я несу всю свою вину,
28. Скажи мне, мир в Романье, или же война;
Ибо я родом с гор, что меж Урбино
И вершиною, откуда истекает Тибр».
31. Я устремлял еще внимание и наклонялся вниз,
Когда мой Вождь тронул меня сбоку,
Произнеся: «Говори ты, это латинец».
34. И я, у кого был уже готов ответ,
Не замедляясь начал свою речь:
«О дух, что укрываешься внизу,
37. В твоей Романье всегда есть и всегда были
Войны в сердцах ее тиранов,
Но войны явной я не оставлял там.
40. Такая же Равенна, как и много лет назад;
Орел Поленты свил в ней свое гнездо,
И покрывает Червию своими крыльями.
43. Страна, которая вынесла долгое испытание,
И воздвигла окровавленную груду французов,
Вновь находится под зелеными когтями.
46. И старый Пес, и молодой из Верруккио,
Столь дурно обошедшиеся с Монтаньей,
Там, где и обычно, обращают зубы в копья[29].
49. Городами у Ламоне и Сантерно
Управляет Львенок Белого гнезда,
Переменяющий партии с лета на зиму.
52. А город, сбоку омываемый Савио,
Как лежит между равниной и горами,
Так и живет меж тиранией и свободой.
55. Теперь прошу тебя сказать, кто ты:
Не будь упрямее, нежели были другие,
И да предстанет твое имя миру».
58. Когда огонь пророкотал некоторое время
На свой лад, острая верхушка его поколебалась
Из стороны в сторону и дохнула следующим:
61. «Если бы я полагал, что отвечаю
Тому, кто некогда вернется в мир,
Пламя это осталось бы недвижным.
64. Но так как никогда из этой бездны
Не возвращался ни один живой, если я слышал правду,
То, не боясь позора, отвечаю я тебе.
67. Я был воином, а затем францисканцем.
Полагая, что, опоясавшись, получу отпущение:
И вполне осуществилась бы моя надежда,
70. Если б не первосвященник, будь он проклят,
Введший меня в прежние грехи;
А как и почему, хочу, чтобы ты знал.
73. Когда я был еще обликом из костей и плоти,
Данных мне матерью, мои дела
Были не львиные, но лисьи.
76. Все хитрости и потаенные пути
Знал я; и так владел этим искусством,
Что до краев земли шла обо мне слава.
70. Увидев же, что я достиг той части
Своих годов, когда каждому надлежит
Свертывать паруса и убирать снасти,
82. Тогда, что раньше было мило, я возненавидел;
Раскаявшись и исповедавшись, я обратился к Богу.
И, о несчастный! мог бы быть спасенным.
85. Князь наших новых фарисеев
Вел тогда войну под Латераном,
Не с сарацинами, и не с иудеями;
88. Ибо все его враги были христиане,
И никто из них не завоевывал Акры,
И не торговал в землях султана;
91. Ни высшего своего служения, ни священных установлении
Не уважил он в себе, ни на мне этого шнура,
Что обычно иссушал опоясанных им,
94. Но как Константин просил Сильвестра
В недрах Соракто исцелить его проказу,
Так просил меня этот, как врача,
97. Исцелить его от лихорадки гордости:
Он спросил моего совета, я же молчал,
Ибо слова его показались мне нетрезвыми.
100. Тогда сказал он: «Не смущайся,
Отныне разрешаю тебя, ты же научи,
Как мне сравнять с землей Палестрину.
103. Небо я могу и запирать и отпирать,
Как тебе ведомо; для этого у меня два ключа,
Коими мой предшественник не дорожил».
106. Тогда серьезные доводы подвигнули меня
Так, что молчать счел я за худшее,
И я сказал: «Отец, раз ты смываешь с меня
109. Грех, в который теперь должен впасть я,
Знай, что большое обещание с малым исполнением
Принесет тебе победу на высоком троне».
112. Франциск явился потом за мною,
Когда я умер, но один из черных херувимов
Сказал ему: «Не уноси его, не будь несправедлив.
115. Ему должно сойти вниз с моими слугами,
Ибо он дал мошеннический совет,
После чего я уж не выпускал его волос.
118. Ведь невозможно отпустить тому, кто не покаялся;
А каяться и желать греха нельзя
Из-за противоречия, не дозволяющего это».
121. О я несчастный! Как я вздрогнул,
Когда он взял меня, сказав: «Пожалуй,
Ты и не думал, что я так логичен».
124. Миносу он меня снес, и тот обвил
Восьмикратно хвост вокруг жесткой спины,
И от великой злобы укусив его,
127. Сказал: «Он из казнимых укрывающего огня.
Поэтому я там, где меня видишь, погибаю,
И в такой одежде шествуя, горюю».
130. Когда он так закончил свою речь,
Пламя с жалобою удалилось,
Свивая в колебании свой острый рог.
133. Мы прошли далее, я и мой Вождь,
По выступу вплоть до другой арки,
Покрывающей тот ров, где платят дань
136. Все, кто внося раздор, приобретает бремя.