Том 8. Вечный муж. Подросток

Еще до „нечаевского процесса“ в русской периодике развернулась полемика вокруг проблемы о применении „методов математических“ в науках нравственных, экономических и социальных. Причиной полемики послужило обсуждение позитивной философии Огюста Конта (подробнее об этом см.: XVII, 378–379).[233] В 1870 г. в эту полемику включился Н. К. Михайловский (см. там же), показавший несостоятельность намерений перестроить общественную науку при помощи „математики“, невозможность приложения последней к сферам социальной и физиологической. Развенчание Достоевским „математических“ построений Подростка, изображение несостоятельности „математических“ доказательств в области физиологии (Крафт с его идеей „второстепенности“ России) свидетельствуют о возможном знакомстве Достоевского с полемикой 1869–1871 гг. вокруг позитивной философии О. Конта. Мысль Достоевского о неприложимости „математических“ приемов к наукам нравственным и социологическим объективно совпадает с точкой зрения Н. К. Михайловского. Но важно отметить, что носителем идеи „второстепенности“ России, основанной на математических доказательствах, делается в романе участник кружка Дергачева. Это обстоятельство могло сыграть известную роль в заявлении, сделанном Михайловским сразу же после знакомства с третьей главой первой части романа, где излагается „математическая идея“ Крафта: „…сцена у Дергачева со всеми ее подробностями имеет чисто эпизодический характер. Будь роман на этом именно мотиве построен, «Отечественные записки» принуждены были бы отказаться от чести видеть на своих страницах произведение г-на Достоевского, даже если бы он был гениальный писатель“.[234] С 5 февраля до середины февраля 1875 г. Достоевский находился в Петербурге, где читал корректуру второй половины первой части романа (см. письма его к А. Г. Достоевской от 6, 7 и 12 февраля 1875 г. — XXIX, кн. 2, 8-12). В это время он неоднократно бывал в редакции „Отечественных записок“. Там, по-видимому, и состоялся разговор о месте, которое займет тема дергачевцев в романе, позволивший Михайловскому уже в февральском номере журнала выступить с приведенным выше заявлением.

10

В конце августа 1874 г. идейно-психологическая разработка характеров и сюжетных узлов, общая структура романа в целом представляется Достоевскому столь продуманной, что 1 сентября он делает подробный набросок плана первой части, излагает последовательность сюжетных коллизий второй и приступает к разработке развернутых диалогов начальной главы первой части. Содержание ее определяется так: „Что такое мой отец?“. В августе же рядом с записью, излагающей „суть романа“, Достоевский делает помету: „Обдумать всё это pro и contra“ (XVI, 86).

С записи, датированной 8 сентября, в разработке сюжета происходят существенные изменения — намечается сюжетный каркас, во многом соответствующий окончательному тексту. Подросток, Лиза (уже не „хищный тип“, а „ангельский“), 8-летний болезненный мальчик делаются незаконными детьми ЕГО. Мачеха становится их матерью (см. также: XII, 6, 368). Она олицетворяет „русский тип (огромный характер)“. ЕМУ 50 лет. ОН женится на молодой родственнице Старого Князя (по другим планам — собирается жениться). Одновременно у НЕГО любовь-ненависть к Княгине, дочери Старого Князя (ей 26 лет). У Лизы роман с Молодым Князем. В отличие от основного текста в финале романа несколько смертей: умирают мать, Лиза, маленький мальчик, по ряду вариантов — Молодой Князь. ОН сходит с ума (по другому плану — вешается в монастыре). Кардинальные изменения в сюжете романа связаны с появлением нового действующего лица — странника Макара Иванова. Макар — „христианин православный, высшая противоположность ЕМУ“ (XVI, 247), символ „исконной народной правды“. Он — „муж на подставу“, мать Подростка — жена его. Макар неожиданно „является“ в Петербург и умирает в случайном семействе Версилова. Большая часть пространной записи от 8 сентября представляет собою короткие и бессистемно расположенные высказывания странника Макара, перемежающиеся ветхозаветными, евангельскими и апокрифическими сюжетами. Часть из них Макаром толкуется. Здесь же — обрывочные диалоги Макара с НИМ (о назначении России), Подростком (о неизбежности роста чувства вины на пути совершенствования), Лизой (о всепрощении). Истина Макара — в проповеди равенства нравственного. Самосовершенствование он трактует как „великий подвиг“, который каждому надо начинать с себя. В исповедальных монологах ЕГО о матери и Макаре раздвигаются границы частного. „Смирение и кротость“ матери соединены в ЕГО рассказах с „настоящей силой духа“ и твердостью, готовностью идти на муки за то, что „считается у них святым“. Обобщающее местоимение у них Достоевский вписывает над строкой, и в следующей ниже характеристике Макара дается обобщенный народный образ, противостоящий ЕМУ, оторванному от коренных русских верований.