— Я его уже нашел. Имею честь просить вашей руки, и, пожалуйста, не говорите сразу «нет».
— Если вы стоите за честную игру, профессор, я должна сказать — «нет».
Она увидела, как его голубые глаза затуманились, точно от боли, и ей стало его жаль. Он подошел к ней поближе, возвышаясь над ней, как гора, — ее даже дрожь пробрала.
— Вас смущает, что я американец?
— Я сама не знаю, что меня смущает.
— Может, вы все еще на меня сердитесь из-за брата?
— Не знаю.
— Но вы мне позволите надеяться?
— Нет. Поверьте, я польщена и благодарна. Но… нет.
— Простите, вы любите другого?
Динни покачала головой.
Халлорсен замер, на лице его было написано недоумение, потом оно прояснилось.
— Наверно, я вас еще не заслужил, — сказал он. — Мне надо вас заслужить.
— Я этого не стою. Просто я к вам ничего не чувствую.
— У меня чистые руки и чистое сердце.
— Не сомневаюсь; я восхищаюсь вами, профессор, но я никогда вас не полюблю.
Халлорсен отступил, словно не доверяя своей выдержке, и отвесил ей глубокий поклон. Во всем его облике было столько благородства, что она невольно им залюбовалась. Наступило долгое молчание.
— Ну что ж, слезами горю не поможешь, — сказал он наконец, располагайте мною, как вам будет угодно. Я ваш покорный слуга. — И, круто повернувшись, вышел.
Внизу хлопнула дверь, и Динни почувствовала комок в горле. Ей было больно оттого, что она причинила ему боль, но она испытывала и облегчение такое, какое испытываешь, когда тебе перестает угрожать что-то огромное, стихийное, первобытное. Динни постояла перед зеркалом, злясь на себя, словно она только сейчас обнаружила, какие у нее чувствительные нервы. Как мог большой, красивый, пышущий здоровьем человек полюбить это существо с рыбьей кровью, эту спичку, которую она видела сейчас в зеркале? Да ведь он может убить ее одним щелчком. Не это ли ее и оттолкнуло? Своим ростом, своей силой, своим румянцем и звучным голосом он как бы олицетворял безбрежный простор его прерий. Смешно, глупо, может быть, но это и в самом деле ее отталкивало. Ее место здесь, в ее мире, а совсем не среди таких, как он. Если поставить их рядом, они будут выглядеть просто смехотворно. Она все еще стояла, невесело улыбаясь, перед зеркалом, когда приехал Адриан.
Динни порывисто повернулась к нему. Трудно было представить себе больший контраст с недавним посетителем. Она поглядела на этого совсем не цветущего, немолодого, умного, мягкого и глубоко встревоженного человека — и сразу как-то успокоилась. Динни поцеловала его.
— Я переезжаю к Диане и хотела перед этим тебя повидать.
— Ты в самом деле туда едешь?
— Да. Ты, наверно, не обедал и чаю не пил… — Она позвонила. — Кокер, принесите мистеру Адриану…
— Пожалуйста, коньяку с содовой, Кокер.
— Теперь рассказывай, дядя, — сказала она, когда он проглотил коньяк.
— Боюсь, Динни, что на них не очень-то можно положиться. По их мнению, Ферзу лучше вернуться в клинику. Но я не пойму, зачем это нужно, пока он ведет себя нормально. Они отрицают возможность его выздоровления, но не могут припомнить у него ни одного ненормального поступка за последние недели. Я разыскал его служителя и расспросил его. По-моему, это порядочный человек; он мне сказал, что в данный момент Ферз так же здоров, как он сам. Но беда в том, что Ферз однажды уже поправился — он был здоров три недели, а потом все началось снова. Этот парень считает, что если что-нибудь выведет Ферза из равновесия, — например, если ему будут перечить, — он заболеет опять, и, может быть, еще хуже. Просто ужас.
— А он не буйный, когда у него приступ?
— Буйный, но это какое-то мрачное буйство, направленное больше против себя, чем против других.
— А они не попробуют взять его обратно силой?
— Не имеют права. Он пошел к ним добровольно; я тебе говорил, что официально он сумасшедшим не признан. Как Диана?
— Вид у нее усталый, но красива, как всегда. Говорит, что пойдет на все, чтобы ему помочь.
Адриан кивнул.
— Это на нее похоже; редкого мужества человек. И ты тоже, дорогая. Мне гораздо легче от сознания, что ты будешь с нею. Хилери готов взять к себе ее и детей, если она захочет, но, судя по твоим словам, она на это не пойдет.
— Пока нет.
Адриан вздохнул.
— Что ж, подождем.
— Ах, дядя, — сказала Динни, — мне так тебя жаль.
— Дорогая, кому нужна пятая спица в колеснице, — лишь бы колесница была цела. Не буду тебя задерживать. Ты всегда застанешь меня либо в музее, либо дома. До свидания и спасибо! Передай Диане привет и все, что я тебе рассказал.
Динни поцеловала его еще раз, взяла вещи и отправилась на Окли-стрит.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ