Том 9

По палате проносится общий вздох облегчения.

Видишь, как люди добра хотят. Дай мне доброе целование…

Картина третья

Опочивальня царя Ивана. Стены обиты тисненной золотом кожей. Постель приготовлена на широкой лавке. Дубовый стол с книгами и свитками, у стола — венецианский стул. В углу — лампады перед темным ликом с гневными глазами. Близ стола на лавке сидит Малюта. Басманов подливает масло в лампады.

Басманов. Не люблю я, когда ты в опочивальню ходишь. Опять не дашь ему спать. Бес в тебе, что ли, сидит? Что ты за человек, – не пойму…

Малюта. Чего масло трещит? Доброе масло не должно трещать. Опять воды подмешали?

Басманов. Я воду подмешал, я масло ворую… Это масло прислано в дар от султана турского, прямо с Афона, две бочки. А из Вены от императора пять бочек прислали, но масло вонючее. Мы его по худым монастырям роздали.

Малюта. Император — пять бочек, а султан — две… Так и будем отдаривать… Зря ты сказал, что во мне — бес… Дурак ты, Федька… Такой дурак, – только около постели тебя и держать… Перед смертью блаженной памяти митрополит Макарий взял с меня клятвенное целование: жену и детей своих забудь, о сладостях мира забудь, о душе своей забудь… Обрек на людскую злобу…

Басманов. Чтобы ты при государе, как цепной пес…

Малюта. Я и есть пес… Государь доверчив, нежен, без меры горяч… Совершит — потом головой бьется… Устал я, Федька…

Басманов. А ты подремли, я окликну, когда надо…

Малюта. И он тоже ведь обречен на людскую-то злобу. Чего легче, – пил бы, да ел бы, да прохлаждался, а бояре бы за него думали, а на уделах бы князья княжили… Жили бы, не тужили, как при царе Горохе… А он ворота на хребет взвалил да и понес…

Басманов. Какие ворота?

Малюта. Ворота от града нам с тобой невидимого, – от града Третьего Рима, сиречь — от русского царства…

Басманов. Да… Напрасно это все, по-моему…

Малюта. Чего напрасно?

Басманов(смахнул слезу). Не видишь, что ли, – он, как свеча, горит… Разве человеку вытерпеть этакой жизни…

Малюта. Единодержавие — тяжелая шапка… Ломать надо много, по живому резать… А другого пути ему нет… А еще чего турский султан прислал?

Басманов. Фиников.

Малюта. Дай горстку.

Басманов. Ей-богу — в чулане, идти далеко… Да и ключи у государя…

Малюта. Врешь… Уж кто собака, так это ты…

Басманов(достает из кармана горсть фиников). На, что ли…

Малюта начинает медленно есть финики.

Слушай, а ведь у него опять на уме женщина… Ей-ей… Мучается как… Знаешь кто? Сказать?

Малюта. Нет, не говори. Я и без тебя знаю. Нехорошо это. Добром это не кончится…

За низенькой дверью, едва различимой в полумраке, голос Ивана: «Наклонись, наклонись, голову зашибешь».

Малюта встает и отходит в тень, так же отходит в тень и Басманов. Входят Иван и Воропай.

Иван. Возлюбил я тебя, Константин, хоть и осерчал вчера, а нынче возлюбил…

Воропай. Теснота в моей гортани… Молчать не могу… Великий государь… Молва о тебе шумит по всей Литве и Польше… Шляхта саблями рубится,[222] — оные за тебя, оные против… Все горячие головы за тебя…

Иван. Вот дивно-то! С чего бы?

Воропай. Сигизмунд Август стар и немощен, – ждем его смерти… Кому быть королем? Прости… Захмелел я от твоих речей, то ли от меду твоего… Ехал я к тебе, ждал зверя увидеть во образе человеческом…

Иван. Зверя-человекоядца — так Андрей Курбский тебе говорил обо мне…

Воропай. Истинно, – Андрей Курбский много ругал тебя, и Радзивилл, и Мнишек, и Сапега. На смерть меня провожали в Москву. Зачем черная слава о тебе летит? Или велик ты слишком?

Иван(резко). Кого прочат в польские короли?

Воропай(шепотом). Не выдавай… Тебя, великий, тебя, грозный.

Иван. А нам о том и заботы нет… (Быстро уходит в темноту и сейчас же возвращается с костяным ларчиком.) За то, что вышла у нас с тобой любовь, – прими, Константин, от души к душе.

Воропай. Великий государь, спасибо…

Иван. Жену твою Катериной зовут? Здесь щепа от колеса великомученицы Катерины.

Воропай. Матерь божья!

Иван. Вспомни-ка Писание, – ангел поразил мечом огненным римлян, кои терзали на колесе чистое тело Катерины, и колесо разбил… Не терзаема ли — подобно так — земля русская. Прими щепу. На ней кровь запеклась.