Том 9. Драматургия (86)

Екатерина. Так стыдно мне… Подвязка развязалась… Извините… (Садится, поправляет.)

Петр(отходит к столу, наливает, пьет, не сводя глаз с Екатерины). Ловка, ловка плясать, как огонь…

Меншиков. Тут еще есть одна, мин херц, немка-булочница, ну, чистый розан…

Петр. Я пойду – прилягу на часок. А вы тут пошумите без меня, попляшите.

Меншиков. Постель готова.

Петр. Скажи Катерине – взяла бы свечу, посветила мне в спальне. (Уходит.)

Битка. Ликсеич, ты шалить собрался, грех великий…

Меншиков(проводив до двери Петра, возвращается, берет свечу). Катерина… Царь хочет, чтобы ты взяла свечу – посветила ему в спальне.

Екатерина. Господь с вами, Александр Данилович!.. Не понесу свечу.

Меншиков. Иди… глупая…

Екатерина. Свет мой… Жалеть будете…

Меншиков. Иди, говорят тебе… Сама виновата…

Екатерина. Сама виновата?!

Меншиков. Иди!

Екатерина уходит со свечой.

Музыканты, давай Бахусову, застольную!

Во имя всех скляниц, Во имя всех пьяниц, Во имя всех кабаков. Во имя всех дураков.

Князь-папа, шкипер Зендеман и Жемов пляшут.

Жемов. Стойте, давай расстанную.¹¹ (Запевает.) «Ясный сокол, что не весел, что головушку повесил».

За ним поют все.

Битка(Меншикову, который поет и пьет). Данилыч, завей горе веревочкой…

Меншиков(схватил его с бешенством). Сволочь, ты чего царю нашептывал?

Битка. А я к тому и приставлен – ему на ухо нашептывать.

Меншиков(льет ему из кувшина в глотку). Пей, мгла пьяная, адский сын…

Битка. Будя… (Валится.)

Екатерина появляется в дверях, глядит на Меншикова. Музыка смолкает.

Меншиков(кидается к ней). Ну что, Катя, царь заснул?

Екатерина ударяет его по щеке. Меншиков кинулся к ней. Она ударила в другой раз. Он согнулся, целует ей руку.

Алексей(из глубины глядит на Екатерину). Сука!

Картина четвертая

Кремль. Тронная палата. Собираются монахи, бояре, купцы. Проходит Алексей, с ним – Буйносов, Таратутин и Вяземский.

Таратутин (с бородой, в старорусском платье). Приехал, приехал… А уж мы не чаяли узреть. А он, месяц ясный, вот он, – приехал.

Буйносов. Три дня без отдыху скакали из Питербурха-то в Москву… Ох ты!

Таратутин. Громче, князь Роман, у меня ухи завалило.

Буйносов. Говорю: так жить знатным особам – это разве жизнь, это – тартарары.

Таратутин. А мы живем в Москве ничего себе, богу молимся.

Алексей. Молитесь, молитесь, бояре, бог милостив.

К ним подходят еще бояре.

Молитвы у нас никто не отнимет.

Таратутин(не расслышав). Чего отнимать-то хотят, – денег опять, что ли, надо?

Буйносов. Ох, господи…

Вяземский. Денег! Опять денег?

Алексей. Не знаю, ничего не знаю бояре… Мне-то, убогому, ничего не надо, ни денег, ни крови человеческой. Была бы тишина да покой… Ох, опять я гляжу на эти стены, – вот она где, Россия, дедовская, истовая…

Буйносов. Русь православная без немецких сосисок…

Вяземский. Нет ее! Кончили Русь православную! Хоть в Литву, хоть в Польшу без оглядки беги…

Алексей(рукой коснулся его волос). Какой ты горячий, Вяземский, какой глупый…

Вяземский. Алексей Петрович, уж дальше поганить – некуда… В Грановитую палату, на седьмое-то небо – чернь влезла… Входят, гляди, как смело, купчишки, аршинники…

Таратутин. Не верит нам государь Петр Алексеевич, аршинникам стал более верить.

Буйносов. Ох ти!..

Алексей. Государь не милостив, да бог милостив. Государь делает свое, а бог свое… У гишторика Барония сказано: король французский Хильперик¹² повреждал уставы церковные и отымал имения, а бог его и убил.

Вяземский. Убил?

Таратутин(засопев). По-стариковски дозволь, Алексей Петрович, в плечико тебя… (Целует.)

Буйносов. Сядем, царевич, сядем, бояре, – князь Ромодановский шествует… Князь-кесарь, ох ти!

Вяземский. Монстра преужасная…

Алексей отходит от бояр, кланяется Ромодановскому, садится.

Ромодановский (входит в царском облачении). Садитесь, бояре, садитесь, иеромонахи, садитесь, торговые люди. (Садится на стул рядом с троном.) Государь Петр Алексеевич изволил собрать вас для думы и совета о великом и неотложном государском деле. Все ли в сборе?