Том 9. Драматургия (86)

Носакин. Фока, сиди, пожалуйста; я вот к чему – думает и думает Фока мой о Софьюшке; сегодня, как узнал про ее обручение – ухватил угол на крыльце, да так все и своротил на сторону. Поэтому я рассудил – Клавдий, если отказывается, имеет резон, принимая в расчет наше с Фокой счастье. Бобылями ведь живем.

Клавдий. Конечно… Не понимаю, чем я лучше Фоки? Если он так чувствительно любит, я не хочу мешать его счастью.

Квашнева. Фоку боюсь и дочь за него не отдам… Разговор кончен.

Тараканов. Резонно!

Кобелев. Действительно, Алексей Алексеевич, ты немного не на ту тему. Я только что высказал Вадиму Вадимычу мое мнение. Так. Женщина, господа, должна быть равноправна – это труизм.[3] Всеобщий конституционный строй, небывалый подъем техники, движение суфражисток…

Квашнева. Понес!

Кобелев. И цетера, и цетера…[4] все в сумме ведет к тому, чтобы женщина высоко подняла знамя своих прав.

Тараканов. Ты тово…

Носакин. Говорит, как… на прошлом собрании плакали…

Кобелев. Итак – мы имеем случай: девушка без средств, без имени, без положения, смело бросается в волны жизни. Кроме обычных препятствий, для нее возникает еще новое одно – это мужчины… Мужчина, который не верит, который подмигивает… который готов на всякий скверный анекдот…

Квашнева. Батюшки, она и его околпачила… Да ты знаешь ли, что она страхует-то?

Кобелев. Подождите, господа! Женщина – страховой агент, это сильно… При этом привлекательная, умна, молода… И вот, скучающий помещик, который не умеет сам себе изжарить яичницу, – он, встретив молодую, кипучую энергию, понятно и законно увлекается: она – откровение…

Тараканов. Не таранти…

Квашнева(Носакину на Кобелева). Как начнет говорить, так и потопит…

Носакин. Соловей…

Кобелев. С другой стороны, Марья Уваровна, вы простите меня, эта часть речи немного щекотлива…

Квашнева. Уж ври до конца.

Кобелев. Помня ваш дружеский совет о моей жене, позволяю себе быть откровенным. Господа, Сонечка еще дитя, но женщина…

Квашнева. Как женщина? Кто тебе сказал?

Кобелев. А, боже мой, я говорю о поле… И мы, господа, не знаем ее симпатий. Мы помним только, что этот брак желателен Марье Уваровне…

Квашнева. Ошельмовал! Зачем же я тебя позвала тогда?

Кобелев. Я не могу говорить, когда обостряются личные интересы… Мое резюме[5] – спросите их, они вернее сами себя рассудят. (Сел.)

Тараканов. Ты знаешь тово… неблагонадежный…

Носакин. Ни к чему свел, вот всегда так…

Клавдий. Теперь можно мне?

Квашнева. Не позволяй, Вадим Вадимыч, я теперь должна обелиться.

Тараканов. Сама позвала, не пеняй… Клавдий, скажи, да покороче…

Кобелев(Носакину). Я всегда за молодежь.

Носакин. Эх, молодежь. (На Фоку.) Вот она, молодежь, стоит – орясина!

Фока. Папаша!

Клавдий. У меня никогда не было секретов, но я молчал оттого, что жил до сегодняшнего дня как во сне. Сегодня совершилось необыкновенное – я проснулся…

Тараканов. Это я, брат, каждый день делаю.

Клавдий. Я полюбил женщину. Она отказалась от моей любви… Что будет – не знаю.

Тараканов. Отказалась – и слава богу. Значит, дело просто.

Клавдий. Это ничего не значит. Жить, как раньше, я не могу, я полюбил…

Квашнева. Объясни ему, наконец, Вадим Вадимыч…

Клавдий. Вы ее совсем не знаете, Марья Уваровна, и не вам… судить… Она необыкновенная…

Кобелев. Я говорил…

Клавдий. Но все равно, кто бы ни была она… Я ждал ее всю жизнь. Она пришла, и я полюбил… Все изменилось, все стало прекрасным… Вы знаете чувство, когда проснешься в солнечное утро…

Тараканов. Постой, постой… Как ты ее ждал? Ждут, брат, знакомых…

Клавдий. У меня висел портрет, такой похожий, будто с нее и списан…

Квашнева(бежит к портрету). Этого я и ждала, врешь ты, любезный друг. Портрет такой действительно есть, писан с его троюродной прабабки, Квашневой, с моей родной бабушки, и похож, как две капли, на дочь Софью.

Клавдий. Неправда.

Квашнева. А вот мы посмотрим, правда или неправда! (Показывает портрет.)

Клавдий. Я плохо вижу, что с ним…

Квашнева. То-то, что с ним? На кого похож? Ну?

Носакин. Действительно, будто на кого-то похож.

Клавдий. И то, и не то.

Тараканов. Нос замазан…

Квашнева. Какой нос, что нос, премилый нос…

Клавдий. Не спал всю ночь и смутно вижу…

Квашнева. Как хочешь глаза продирай, Софья, вылитая Софья. Господа, я его как стеклышко вижу. Клавдий против совести не пойдет. Вчера вечером Софья моя беседовала с Артамоном Красновским в саду, и нахал этот возьми да и облапь ее у Клавдия на глазах! А страховая-то эта, тоже видела, вылетела бомбой, шельма, на шею ему кинулась, и он ее в кабинет… Ну, а уж потом, с нашим-то благородством, – коли согрешил, так женись.