Аще бо и велиции отци и о малыхъ недостатковъ не позазрятъ себе въ семъ веце, тамо слово въздадятъ, якоже речеся, колми паче азъ, окаянный, увы мне, и подобнии мне, иже не токмо малыя недостаткы презирающе, но и въ велицехъ гресехъ пребывающе и не кающеся, великому осужению достойни будемъ, аще зде не омыемъ ихъ слезами и милостынею или телеснымъ злостраданиемъ, попущаеми отъ Бога ко врачеванию душевных язвохъ, отъ милостиваго и душелюбиваго врача, и зде восприимемъ отомщение противу душевнымъ согрешениемь. Аще ли же, зде не очистившеся отъ нихъ, отойдемъ, тамо великому осужению повинны будемъ. Сего ради подщимся плачемъ, и слезами, и прочими добродетелми уврачавати язвы душевныя благодатию и человеколюбиемъ Господа нашего Исуса Христа, ему же подобаеть слава со Отцемъ и со Святымъ Духомъ ныне, и присно, и въ векы векомъ. Аминь.
И се слышахомъ у преподобнаго отца Иосифа. Егда, деи, бысть Орда слыла Златая,[66] грехъ ради нашихъ близъ Руския земли, и полониша нашихъ детей боярскихъ христианския веры, дву братовъ родныхъ. Единъ же братъ въ понеделникъ постился, скоромныя ествы не ялъ. Егда же ихъ начяша злыя те агарянскиа дети нудити ясти свою ихъ еству, они же день, не покоришася, претерпеша гладни, а на другый день единъ не могъ терпети, нача ихъ еству ясти. Другый же братъ, которой постился въ понеделникъ, не покорися имъ, бысть гладенъ. Они же начяша его бити и понужати ясти свою еству; я сего до трехъ дний пребысть гладенъ и раны претерпе, а имъ не покорися.
Агаряне же, видя его крепость и терпение, связаша его и кинуша подъ телегу въ вечеръ. Онъ же моляся и терпя болезни. И бысть яко о полунощи, прииде къ нему человекъ светелъ и рече ему: «Въстани!» Онъ же отвеща: «Како ми, господине, вастати: связанъ есмь крепко?» Онъ же вдругые рече ему; «Въстани, не бойся!» Онъ же начя вставати, абие связание все разрушися; и егда воста, и рече ему светлый той человекъ: «Не бойся, пойди за мною». Егда же поидоша безбожною тою ордою, и по ихъ скверной вере въ нощи всякое дело поганское чинятъ, глаголюще: «Богъ, — деи, — спитъ», — и пиютъ безъ меры, и во всякыхъ сквернахъ поганыхъ сквернятся. Онъ же нача страшитися, и рече ему светлый онъ: «Не бойся, токмо пойди за мною». И тако прошли сквозе всю безбожную ту орду ничемъ вредими. И какъ вышли изъ людей, стоитъ де тутъ древо. Светлый же онъ повеле ему на древо то взыйти и глагола ему: «Не бойся никого, токмо молчи». Онъ же глагола ему: «Ты кто еси, господине?» И рече ему светлый: «Азъ понеделникъ», — и тако невидимъ бысть. Онъ же бысть въ велицей радости и трепете, и тако седящу ему на древе и зряше на безбожную орду.
Егда же хватилися злые те агаряне того сына боярскаго, что подъ телегою его нетъ, изымаша брата его и начяша его бити, глаголюще: «Ты, — деи, — брата упустилъ». И тако биша его, и связаша и руки, и ноги, и продеша древо, и тако его начяша на огни пещи, якоже свинии палятъ, и сожгоша его. Егда же розсветало, и тако двиглася вся орда, а на древо никаковъ человекъ не взозрилъ. Онъ же, сшедъ зъ древа, выйде на Рускую землю и не пойде къ своимъ, но прииде въ Пафнутиевъ монастырь, и пострижеся, и сиа поведа всемъ.
Поведа намъ отець Пафнутие: «Въ время, въ неже бысть великий моръ, въ лето 6935-го, а мерли болячкою глаголемою прыщемъ:[68] и кому умереть, и прыщь той на немъ синь бываше, и, три дни болевъ, умираше. И которыи себе берегли, и они съ покааниемъ и въ черньцехъ животъ скончеваху. Елици же нечювъствени, питию прилежаху, занеже множество меду пометнуто и презираемо бе, они же въ толико нечювствие приидоша злаго ради пианьства: единъ отъ пиющихъ, внезапу падъ, умираше, они же, ногами подъ лавку впихавъ, паки прилежаху питию. И не точию медъ небрегомъ бе тогды, но и ризы, и всяко богатьство. Которымъ же живымъ быти, ино на нихъ болячька та черлена; и много лежатъ, да место то выгниетъ, — и не умираютъ. И не много техъ, но мало зело осташася людей. И тии точию злато и сребро възимаху, а о иномъ небрегуще ни о чемъ.
Наказание же то Божие, яко ведомо Богъ сотвори, кому умрети или живу быти, занеже въ три дни мочно покаятися и въ черньци пострищися. Елици же нечювьствиемъ содержими, и въ такомъ наказании и гневе Божии, посланнемъ отъ Бога, погибоша, яко нечювьствении скоти. Мало же и редко остася людей».
Глаголаше же блаженный отець Пафнутие, яко въ той моръ некая инокини умре — и помале въ тело возвратися. Глаголаше же, яко многи виде тамо: овы въ раи, инии же въ муце, и ото иноческаго чину, и отъ сущихъ въ мире. И елицехъ поведа, и разсудиша: по житию ихъ, — и обретеся истина.
О великомъ князе Иване Даниловиче