Том 9. Письма 1915-1968

Лидия Николаевна, дорогая, дня два тому назад послал Вам большое письмо и забыл написать Вам одну свою бесцеремонную просьбу. Дело в том, что в Болгарии мне достали великолепное средство от астмы (оно одно мне помогает и снимает припадки). Средство это французское, и сейчас его в Болгарии уже нет, оно все разошлось. Если бы можно было достать его в Париж® и переправить сюда (в Москву), то это было бы идеально. Но есть одно «но» — я не могу выслать Вам денег. Во всяком случае, ъ Москве я что-нибудь сделаю и, очевидно, добьюсь разрешения перевести деньги. Думаю, что это стоит недорого…

Если удастся его достать, я буду Вам благодарен чрезвычайно. Завтра уезжаю отсюда в Москву. Здесь холодная весна, все время — ветры. Жду Вашего письма.

Простите меня за сложную просьбу, но в Париже — Вы одна, к кому я могу обратиться.

И не сердитесь за «Мимолетный Париж». Хемингуэй прав, когда пишет, что правда литературы достовернее правды житейской. Она глубже раскрывает сущность вещей.

Будьте спокойны, счастливы, здоровы.

Ваш К. Паустовский.

Если это лекарство не удастся достать, то не волнуйтесь. Найдется в другом месте.

С. ЧЕРНЫШЕВУ

26 апреля 1960 г. Москва

Славча! Пишу немного, так как только что вернулся из Ялты в Москву и меня буквально рвут на части. Мы часто вспоминаем Вас и про себя называем Вас (не обижайтесь) болгарским Вийоном и Рэмбо. Как наши лихие капитани? Я так очарован Созополем (и Татьяна Алексеевна еще больше), что буквально брежу им и рекой Ропотамо. Увы, когда мы все это увидим? И увидим ли?

Если будете в Созополе, то передайте привет Яни Хри-сопулосу, «графине» Батиньоти, Живке (я собрал для нее разные марки, но никак не успеваю послать), Волчанову (в Ялте я видел его прекрасную картину «На маленьком острове»). Пишите на уголовном и даже сверхуголовном русском языке, но только пишите хоть изредка.

Привет самый горячий шкиперу Северняку. Он очень проницательный человек, очень талантливый, прямой и вспыльчивый — это прекрасно.

Привет вашим милым женам. От Татьяны Алексеевны и меня.

Я кончаю пятую автобиографическую книгу. В мае собираюсь в Польшу. Что будет потом — ничего не известно.

Целую Вас и Северняка. Таня тоже.

Ваш /Г, Паустовский.

P. S. Печальное дело, — Светлов очень и очень болен, его оперировали. Сейчас ему немного лучше.

Дорогая Зоя Фоминична, — примите мою глубокую благодарность за Ваш подарок — Вашу прекрасную книгу о Коцюбинском. Я так долго не отвечал потому, что больше полугода жил в Крыму (из-за своей астмы) и только на днях вернулся в Москву.

Спасибо большое за подпись на книге, — вряд ли я ее заслужил полностью. Сейчас заканчиваю пятую книгу автобиографического цикла, когда она выйдет, трудно сказать.

Кланяйтесь от меня Киеву, я его очень люблю, и есть у меня в Киеве всякие заветные места, например, парк около дворца, над Днепром (раньше он назывался Мариинским), и разные улицы— Виноградная, Институтская, все Липки, Лукьяновка…

Примите мой самый сердечный привет.

К. Паустовский.

О. В. РИССУ

9 мая 1960 г. Москва

Дорогой Олег Вадимович, — Вас, конечно, удивит такой запоздалый ответ на присланный Вами подарок — книгу «Беседы о мастерстве корректора». Но такая у меня сумасшедшая жизнь, — до мая я всю зиму прожил в Ялте, спасаюсь от своей астмы, а в Москве застал горы писем, книг и рукописей. Поэтому — не сердитесь.

Я прочел Вашу книгу с наслаждением не только как любитель набора, типографий, верстки и корректуры, но и просто как пишущий человек. Книга написана живо, художественно, и, читая ее, я вспомнил книгу академика Крачковского «Над арабскими рукописями» и книгу Ней-гауза о фортепьянной игре. Ваша книга стоит в ряду этих редких книг, и недаром ее выпустило именно издательство «Искусство».

Спасибо большое за книгу.

Будьте здоровы и счастливы.

Дорогой Леонид Николаевич (ради всего святого не сердитесь на меня, если я неправильно написал Ваше отчество, — это мое слабое место, а «знаменитого» справочника писателей у меня здесь, в Тарусе, нет).

Прежде всего, извините меня за опоздание с ответом, — меня долго не было в Москве и Ваше письмо я получил только сейчас.

Нину Николаевну Грин я знаю давно, у меня было с ней много дел в связи с изданиями Грина, и, как говорится, «с меня довольно».

Года два или три тому назад она прислала мне письмо с ворохом брани по Вашему адресу, причем понять, за что она Вас ругает, было совершенно невозможно. Насколько я заметил, она очень следит за тем, чтобы появляться в печати в качестве «вдохновительницы» Грина, и приходит в негодование, если этого не бывает.

Я ответил ей, — писал о Вашей великолепной книге «Волшебник из Гель-Гыо», о Вашей любви к Грину и о том, что никто не приносит столько вреда памяти больших писателей, как родные, объявляющие себя монополистами этой памяти и ведущие себя как мелкие собственники по отношению к их творчеству.

После моего письма наши отношения с Н. Н. Грин были прерваны. Простите за эти неприятные подробности. Но я считаю, что Грину чудовищно не везло при жизни и так же не повезло и после смерти