Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман

Мне показалось, как будто при суровейшем зимнем морозе я рухнул в воду. Значит, именно поэтому был этот день важнейшим в его жизни, как он, священник, мне сказал! Да, пожалуй, день, когда покидают эту жизнь, в самом деле, важнейший в жизни. И эта чудовищная месть миралаю была тем последним словом, которое его рука должна была занести в ту книгу, где запечатлена кровавая история езидов, презираемых и преследуемых! И значит, этот огонь и был той стихией, в которой должно было быть погребено его тело и которому он хотел отдать свое платье?

Ужасно! Я закрыл глаза. Больше я ничего не мог видеть, не хотел знать. Я пошел вниз в комнату и улегся на подушки лицом к стене. Снаружи было некоторое время удивительно тихо, потом снова послышались выстрелы. Меня это не касалось. Если мне будет грозить опасность, Халеф меня наверняка предупредит. Перед глазами у меня стояла только картина: длинные белые волосы, черная развевающаяся борода и блестевшая золотом униформа исчезают в зловонном зное костра. Боже мой, как ценна, как бесконечно дорога человеческая жизнь, но все же, все же…

Так прошло довольно много времени; наконец стрельба прекратилась и я услышал на лестнице шаги. Вошел Халеф.

— Сиди, ты должен идти на крышу!

— Зачем?

— Тебя требует офицер.

Я встал и снова отправился наверх. Одного взгляда хватило мне, чтобы уяснить положение дел. Езиды уже не занимали возвышенность, они, скорее, постепенно спустились вниз. За каждым камнем, каждым деревом или кустом прятался езид, чтобы из этого безопасного положения посылать свои смертоносные пули. В нижней части долины они даже, прикрываясь орудиями, достигли подошвы горы и устроились в кустарнике у ручья. Не хватало малого: если бы орудия можно было поднять немножечко выше, они смогли бы несколькими залпами уничтожить всех турок.

Перед домом стоял насир-агаси.

— Господин, не хочешь ли ты еще раз с нами поговорить? — спросил он.

— А что вы можете мне сказать?

— Мы хотим послать к Али-бею человека, а так как миралай — пусть Аллах отправит его в рай — убил посланца езидов, то никто из нас не может идти. Сможешь ли ты это сделать?

— Да. Что мне им сказать?

— Каймакам тебе прикажет. Теперь он руководит всеми, он в том доме. Иди туда!

— Прикажет? Ваш каймакам не должен мне ничего приказывать. То, что я делаю, я делаю добровольно. Пускай каймакам придет и скажет мне то, что он должен мне сказать. Этот дом ждет его, но только его и, самое большее, еще одного человека. Кто сверх этого приблизится, того я велю застрелить.

— Кто кроме тебя еще в доме?

— Мой слуга и один хавас[20] мутасаррыфа, башибузук.

— Как его зовут?

— Болюк-эмини Ифра.

— Ифра? Со своим ослом?

— Да.

Я засмеялся.

— Так ты и есть тот чужеземец, который освободил арнаутских офицеров от тяжелого наказания и заслужил дружбу мутасаррыфа?

— Да, это я.

— Подожди немного, господин. Каймакам сейчас придет.

Мне пришлось на самом деле недолго ждать; из храма на той стороне выступил каймакам и подошел к моему дому. За ним шел макредж.

— Халеф, открой им и проводи в комнату. Затем ты снова закроешь дверь и вернешься сюда. Если хоть еще один незваный гость подойдет к дому, стреляй в него!

Я пошел вниз. В дом вошли двое мужчин. Оба были высокими чиновниками, но это меня не беспокоило, поэтому я принял их сдержанно и только кивнул им, чтобы они присели. Они устроились, и я спросил их без особой доброжелательности в голосе:

— Мой слуга вас впустил в дом. Он сообщил вам, как нужно меня называть?

— Нет.

— Меня здесь называют хаджи эмир Кара бен Немси. Кто вы — я знаю. Что вы можете мне сказать?

— Ты хаджи? — спросил макредж.

— Да.

— Значит, ты был в Мекке?

— Естественно. Видишь, на моей шее висит Коран и маленькая бутылочка с водой из Земзема?

— А мы думали, ты гяур…

— Вы пришли, чтобы это мне сказать?

— Нет. Мы просим тебя пойти с нашим поручением к Али-бею.

— Вы мне дадите надежное сопровождение?

— Да.

— Мне и моим слугам?

— Да.

— Что я должен ему сказать?

— Что ему следует сложить оружие, смириться перед мутасаррыфом и вернуться к былому послушанию.

— А потом? — спросил я, желая узнать, что они еще придумают.

— Тогда наказание, которое ему определит губернатор, будет милостивым, насколько это, конечно, возможно.

— Ты макредж Мосула, а этот человек — каймакам и командующий войсками. Он должен давать мне поручения, а отнюдь не ты.

— Я состою при нем как доверенное лицо мутасаррыфа. — Этот человек с ястребиной физиономией стукнул себя при этом сильно в грудь.

— У тебя есть письменная доверенность?

— Нет.

— Тогда ты стоишь так же мало, как и остальные.

— Каймакам свидетель, он подтвердит.

— Только письменная доверенность узаконивает твои права. Иди и принеси ее. Мутасаррыф Мосула допустит представлять его интересы лишь знающего человека.

— Ты меня хочешь оскорбить?

— Нет. Я хочу лишь сказать, что ты не офицер, ничего не понимаешь в военных делах и значит, здесь не посмеешь и рта раскрыть.

— Эмир, — крикнул он, метнув на меня разъяренный взгляд.